Пролог

Ночь. На небе мерцали звезды. В траве начали играть свою ночную песнь сверчки. Месяц совершенно бессовестно заглядывал в окна домов. На ни чем не примечательной Тисовой улице царили тишина и порядок. Все ее жители уже спали. Хотя… Нет, не все. В доме номер четыре на втором этаже в самой маленький комнате на подоконнике сидел парень. Он был очень худ: джинсы в поясе перетянуты шнурком, даже несмотря на то, что штанины заканчивались на уровне икр. Потертого вида футболка тоже явно досталась ему с чужого плеча. Все вещи выглядели, мягко говоря, удручающе. А на совершенно истощенном юноше они смотрелись еще хуже. Блеск луны отражался от очков-велосипедов. Волосы находились в полнейшем беспорядке. На изможденном лице ярко выделялись лишь глаза. Они имели невероятный колер, граничащий между цветом молодой листвы и драгоценного изумруда. Раньше в них плескались золотые искорки. Сейчас же глаза совершенно пусты. Но самым удивительным в парне были не глаза, а серебристая прядь в челке, прикрывающей знаменитый шрам в виде молнии. Этим летом юноша потерял последнего родного человека, чего не смог себе простить. Стоило ему закрыть глаза, и раз за разом он видел, как его крестный обменивается заклятьями с Беллатрикс, как не успевает увернуться от очередного проклятья. Особенно отчетливо запомнилось удивление, промелькнувшее тогда в глазах Сириуса Блэка. И мучительно медленное падение в Арку. Кажется, стоит только подойти и оттолкнуть его в сторону, и смерть можно будет предотвратить. Но нет. Он раз за разом падает сквозь занавес, прикрывающий проход. Но и это воспоминание не было единственным, которое преследовало его по ночам. И он не мог понять, какое из видений являлось худшим.
***
В школе мне выпала честь услышать два разговора. Каждый из которых заставил меня испытывать неподдельную ненависть к своим лучшим, а теперь уже бывшим друзьям. Первый подслушанный разговор произошел ночью в общей гостиной.
Я спускался по лестнице из своей комнаты. Босые ноги осторожно ступали по холодным порогам. Дорогу мне освещал лунный свет. "Сейчас Люпин бегает где-то, наверное", - промелькнула в голове мысль. Была глубокая ночь. Все соседи спали, и можно было спокойно посидеть у камина. Почему-то вид пляшущего пламени всегда меня успокаивал. После смерти Сириуса я чувствовал в этом какую-то острую необходимость. Я шел, погруженный в свои мысли, перед глазами снова проносился момент смерти крестного. Уже на последних ступеньках я заметил, что стал невольным свидетелем разговора между моими друзьями. Разговора, воспоминание о котором и сейчас заставляет ладони сжиматься в кулаки, зубы - скрипеть, а сердце - бешено биться.
- Знаешь, он так переживает из-за этого Блэка… - говорит Гермиона, - что от этого начинает тошнить… и еще эта его вина и постоянные причитания в стиле: «Ой, если бы я… Ах, это из-за меня…». Знаешь, мне уже противно слушать все это…
От таких слов на сердце стало невыносимо больно. Хотелось убежать, но ноги перестали слушаться, казалось, они приросли к полу. Пересилив себя, мне удалось отойти в тень, пока никто ничего не заметил. Позже я сожалел, что решил остаться.
- Точно, надо было окклюменцию учить, вон, даже я ее освоил за месяц, а он полгода занимался и ни черта не запомнил, это ж каким идиотом надо быть, чтоб за это время ее не освоить! - вторил ей Рон. – Ладно, пошли, что ли, спать, нам силы нужны, а то еще две недели нытье Поттера выслушивать.
Я тогда, недолго думая, тут же унеся в нашу комнату. В ту ночь я так и не смог заснуть. Сердце стучало как ненормальное, а на глаза наворачивались непрошенные слезы. С большими усилиями, но мне все же удалось прогнать их. Пришлось с силой закусить руку, чтобы не завыть в голос. Боль, и без того большая, стала увеличиваться, казалось, что она выжигает меня изнутри. До самого утра я так и не смог сомкнуть глаз. В голове все вертелись какие-то слова. И они только усиливали душевную муку…
После того разговора наши отношения стали предельно натянутыми, правда, «друзья» восприняли это просто как новый уровень депрессии. И потому не особо переживали. Только с деланной заботой и явно искусственной скорбящей миной повторяли: «это не твоя вина» и «все наладится приятель, вот увидишь». Как меня это достало! Сил сдерживаться уже не было. Впервые я с нетерпением ждал встречи с "любимыми" родственниками.
***
Я собирался извиниться за кабинет перед директором. С тех пор как более-менее пришло осознание того, что я разгромил кабинет директора, меня стали мучить угрызения совести. Горгулья долго не хотела пропускать. Даже с верным паролем. Но все же открыла проход после обещания раскрошить ее в пыль и развеять по ветру. До каникул оставалось два дня. Еще непонятно как, но до них надо было дожить. Рон и Гермиона с их постоянной ложной заботой и гримасами отвращения на лице, в те моменты, когда они думали, что я их не вижу, просто выводили из себя. Может быть, раньше я был бы им благодарен за поддержку, но в свете открывшихся фактов от их присутствия меня начинало тошнить.
Не знаю уж, зачем, но, идя к директору, я взял с собой мантию-невидимку. Подойдя к двери кабинета, я уже поднял руку для того, чтобы постучать, но будто неведомая сила удержала меня от этого. Из-за нее доносились до боли знакомые голоса. В этот раз я уже осознанно решил остаться и послушать, о чем пойдет разговор между моим наставником и бывшими друзьями.
- Директор, мы больше не можем повсюду таскаться за этим придурком! Он даже не смог окклюменцию освоить! – кричала Гермиона, а мое воображение услужливо дорисовывало, как она может выглядеть сейчас: волосы в еще большем беспорядке, глаза горят… Мда…
- А кто вам сказал, что его учили? – спросил у них директор
- Как это так, а чем же он занимался вечерами у Снейпа? – недоверчиво проговорила всезнайка Грейнджер.
- Я приказал Северусу сломать его ментальные щиты, а он же не хочет в Азкабан, –хохотнул Дамблдор. – Иначе бы не получилось подкидывать ему выгодные мне видения…
У меня замерло сердце. Выходит, это все было ложью?
Тем временем старик продолжал:
- И как все отлично получилось, о пса не пришлось мараться, его дражайшая сестрица обо всем позаботилась сама, мне всего лишь понадобилось немного подкорректировать траекторию его падения…
Дальше слушать я уже не мог и просто бежал, не зная, куда и не разбирая дороги. Очнулся у входа в Выручай-комнату. Чувствуя мое настроение, помещение преобразовалось в круглый зал, по периметру которого располагались манекены. Каждая кукла имела свое лицо. Ровно друг напротив друга стояли манекены Дамби и Волди. Справа от Волдеморта - Беллатрикс, слева - Хвост. Около директора - Рональд и Грейнджер. Присутствовали здесь и Снейп, Лестрейнджи, семья Уизли и многие другие. Все они были предателями или врагами. Ярость застилала кровавой пеленой глаза. Появилось неподдельное желание убить их. Меня абсолютно не волновало то, что реального вреда никому из них я сейчас причинить не могу.
Я отдался на милость ненависти ко всем присутствующим. В голове всплывали заклинания, которых я за этот год изучил уже немало. В арсенале имелись как Светлые, так и Темные проклятья. Палочка летала в невиданной пляске. Лучи давно уже походили на мешанину цвета. Щепки и обгоревшие куски дерева разлетались в разные стороны. Взмах, и Рональд лишился головы… Пас, и Беллатрикс разодрана на мелкие куски… Выпад, и на груди Снейпа разрастается прожженная дыра… Силы уже на исходе, а из неповрежденных манекенов остались только предводители армий, один взгляд на которых открыл неведомый раньше резерв сил. «Bombarda Maxima», и Волдеморт уничтожен. Разворот, взмах, тело Дамблдора разрезано ровно пополам. Последнее заклинание явно было лишним. Сил совершенно ни на что не осталось.
Привалившись спиной к холодной каменной стене, я медленно сполз, не замечая, что по моему лицу текут соленые капли. В какой-то момент все внутренние барьеры были уничтожены болью, накопившейся за двенадцать лет моей жизни. Это были слезы, которые я сдерживал со времени первых наказаний дяди. Тогда же я уяснил, что слезы - это слабость, и за ее проявление незамедлительно следует наказание, но сейчас больше не было сил их сдерживать. Я оплакивал детство, которого у меня не было и то, что уже на первом курсе мне пришлось стать убийцей, смерть крестного и своих несбыточных надежд. Боль рвала грудь на части и находила выход в нечеловеческом вое. Незамеченным мною остался и ураган чистой магии, прошедший по комнате. Он громил все на своем пути. Когда-то я пришел в Магический мир в надежде на новую лучшую жизнь, но все оказалось слишком сложно: друзья, которые общаются с тобой по приказу, любимый наставник, оказавшийся старым манипулятором. Я не знаю, сколько я так просидел. Очнулся от того, что замок порядочно тряхнуло. На смену боли пришла решимость изменить мир так, как я хочу. Надо прекращать вести себя как наивный глупец. Пора вступать в игру. Ни за одну сторону играть не хотелось, поэтому надо создать третью. О ней не будет знать никто. Решив так, я двинулся в общую гостиную Гриффиндора. Стоило только зайти туда, как на меня тут же накинулись Уизли и Грейнджер с расспросами «Где ты был?». Будто их это заботит. Ну да, как я мог забыть, дражайший директор приказал не отходить от меня. Грустно улыбнувшись, я двинулся в сторону спальни, не обращая внимания на то, что Гермиона читает мне лекцию на тему моего неправильного поведения. Зайдя в комнату, я быстро задернул полог и прямо в одежде повалился на кровать. В голове не было абсолютно никаких мыслей. Эту ночь я снова провел без сна. Оставшиеся дни прошли как в тумане. Я ел, общался с однокурсниками. Старался выглядеть как всегда. И, судя по поведению Рона и Гермионы, у меня все это прекрасно получалось. Несмотря на то, что меня воротило от них. В поезде я занял отдельное купе, сославшись на то, что хочу побыть один. Меня никто не потревожит. Весь путь провел за чтением книги по окклюменции. На перроне меня встретили перепуганные Дурсли.