Пролог. 31 октября....

Северус не мог бы сказать, когда именно это началось...
Не то чтобы они когда-нибудь по настоящему не ладили, просто все в их отношениях было не правильным, не таким как с другими. Гриффиндорка, подруга Поттера, всезнайка. Она раздражала его всегда, в начале, когда была его студенткой и частью избалованного трио, затем, много позже, когда вновь появилась в Хогвардсе, чтобы стать преподавателем трансфигурации.
В школе потому, что зубрила все подряд, всегда тянула руку, и, несмотря на признание всех учителей, казалась ему лишь жалким вместилищем для книг. Позже, когда вернулась в Хогвартс, скорее по привычке, наверное, потому, что он никогда не верил, что люди меняются.
Он много раз говорил себе, что бессмысленно и недостойно его ума пытаться найти тот момент, когда он впервые взглянул на нее по другому. Однако, память все чаще и чаще возвращала его в тот день, год назад, когда 31 октября он вновь, как и каждый год в течение последних двадцати с лишним лет, пришел на могилу Лили.
***
Зима выдалась ранней, шел снег, и на надгробной плите с короткой надписью "Джеймс и Лили Поттер" снежинки сплели замысловатый узор. Он молча стоял, глядя на белый, местами почерневший от времени мрамор и не думал ни о чем. Он давно перестал разговаривать с Лили, наверное с того дня, когда понял, что у мертвых невозможно выпросить прощения, а простить самого себя просто нельзя. С этим можно либо жить, либо нет. Он продолжал жить. Вот уже долгие двадцать с лишним лет, жить без нее.
Он никогда не приносил Лили цветов, просто потому что считал, что мертвым они не нужны. Впрочем, как и эти его визиты. Они нужны были только ему. Здесь было единственное место на земле, где он чувствовал покой, ни раскаяние, ни обиду, ни сожаление, просто покой. Здесь его душа никуда не рвалась. Четверть часа, раз в год он принадлежал только себе.
Он увидел их почти сразу, как только пришел, Гарольд Джеймс Поттер и Гермиона Грейнджер аппарировали на запорошенной снегом дорожке у ворот кладбища. Поттер принес белые розы. Как странно, ее сын даже не знал, что Лили никогда не любила розы, только фиалки и полевые цветы.
Глядя на них, он подумал, что в этом году судьба, видимо, решила украсть у него даже эти пятнадцать минут. Четверть часа покоя, что, он всегда разделял с ней. Жизнь с каждым годом оставляла ему все меньше и меньше. Меньше памяти о Лили, меньше веры в то, что он был, когда то ей дорог, меньше уверенности в том, что он, когда то ее любил. Он не стал бы делить эти пятнадцать минут ни с кем, даже с ее сыном. Но они не пришли. Грейнджер молча взяла Поттера за руку и увела с кладбища. Он не знал куда, возможно к их дому. Туда он больше никогда не ходил. Когда его пятнадцать минут истекли, он медленно прошел вдоль могильных плит к самым воротам и проводил глазами две одинокие цепочки следов, уходящие вдаль. В тот вечер, аппарируя из Годриковой впадины, Северус Снейп впервые подумал о том, что Грейнджер выросла, и сын Лили Поттер тоже. А значит, он все-таки выполнил свой долг. Долг, который в память о ней возложил на себя двадцать три года назад.
Казалось бы, все должно было закончиться, он давно ее отпустил, только от чего то, она по-прежнему не отпускала его.

Глава 1. Обвал в кабинете трансфигурации

- Мисс Грейнджер, как это понимать? Второй раз за неделю?! - профессор зельеварения смотрел на разгром, учиненный в классе трансфигурации, и начинал закипать. Тот факт, что причиной данного инцидента был ученик его собственного факультета, лишь усугубляло его раздражение.
- Северус, не кипятись! - Минерва МакГонагалл поправила тонкую дужку квадратных очков и с осуждением посмотрела на Снейпа. - Это всего лишь неконтролируемый магический выброс, замечу не первый, случившийся в нашей с тобой учительской практике, хотя и вынуждена признать, что.... - она на мгновение замолчала, силясь подобрать нейтральный аргумент к тому неоспоримому факту, что половина кабинета трансфигурации находилась сейчас в руинах.
- Минерва, прекрати ее защищать. Она абсолютно не в состоянии контролировать класс, мы оба прекрасно знаем, учителю, который не может поддерживать дисциплину, не место в школе, где дети размахивают волшебными палочками.
Снейп ждал, что Грейнджер начнет спорить, но она не стала. Она виновато и как то устало потерла переносицу испачканными чернилами пальцами и тихо, но совершенно спокойно сказала:
- Он прав Минерва, не стоит спорить, это был не контролируемый магический выброс, и раз он был не контролируемый, значит, я не контролировала студентов. И это... это действительно случилось второй раз за неделю, - она оглядела разгромленный кабинет и с сожалением в голосе закончила, - я как то это исправлю.
- Уж потрудитесь, - Снейп презрительно поджал тонкие губы, - и я настаиваю, чтобы сложившуюся ситуацию разобрали на педсовете школы.
Минерва вскинула на него недовольный взгляд и предостерегающе сдвинула брови.
- Северус, это уж слишком!
- Сколько у нас пострадавших, директор? Шестеро? И пятеро из них слизеринцы, не ей замечу, сегодня предстоит разбираться с родителями этих студентов.
Щеки профессора Грейнджер вспыхнули виноватым румянцем.
- Я могу сама написать им...
- Не можете! - Снейп гневно сверкнул лишенными зрачков глазами, игнорируя и ее виноватое выражение лица, и примирительно поднятую руку. - Вы вообще мало что можете. Лучше потрудитесь привести свой класс в порядок... мисс Грейнджер.
- Хорошо, Северус, - директор МакГонагалл с сомнением окинула взглядом остатки когда-то принадлежавшей ей классной комнаты, и возвышающегося над обломками парт зельевара, явно не собирающегося никому уступать, - раз ты на этом настаиваешь, осмотри с Поппи пострадавших детей, и встретимся у меня в кабинете через час.
- Моя дорогая, - она обернулась к Гермионе, и тон ее стал более мягким, - я попрошу Филиуса помочь тебе восстановить класс. Завтра необходимо возобновить занятия.
Гермиона согласно кивнула, и, оглядев горы осыпавшихся камней и штукатурки, начала восстанавливать стену. Сегодня декану Гриффиндора предстоял долгий и очень тяжелый день. Снейп смотрел на нее сверху вниз и не испытывал ни грамма сочувствия.

Глава 2. Новые правила

От прежней Грейнджер в ней мало что осталось. Снейп молча, стоял в кабинете директора, подперев плечом раму окна, и бесцеремонно рассматривал профессора трансфигурации. Не высокая, тоненькая. Она перестала выглядеть неуклюжим, дерганым подростком, и сразу стало заметно, что она красива. Не той раздражающей, глянцевой красотой, которой пестрели развороты модных журналов, а очень мягкой, женственной, теплой. Иногда ему казалось, что она этого совершенно не замечает. Так часто бывает с женщинами, которые любимы и знают об этом. Им больше не нужно ничего доказывать, придумывать себе не естественные и глупые образы, суетливо ловить мужские взгляды и улыбаться бесконечной череде оценивающих их лиц. Глядя в такие минуты на Грейнджер, он думал, что Лили была так красива, потому что ее любил Поттер. Не замечая, что он рассматривает ее, Гермиона повернула голову, прислушиваясь к разговору МакГонагалл, и напряженно прикусила губы. Пожалуй, только эта ее привычка, да еще вечно испачканные чернилами пальцы, вот и все, что сейчас напоминало в ней девчонку, которую он учил долгие семь лет. Правда, теперь на одном из этих пальцев было кольцо. Обручальное - Уизли. Снейп не довольно скривился, вспоминая повзрослевшего долговязого парня, который с регулярностью почтовой совы появлялся в Хогвартсе весь прошлый год. Он играл в квиддич и делал успехи. Кажется, хотя и Северус не был в этом уверен, прошлой весной его взяли в команду Уимбурнские Осы, и он уже шесть месяцев был у них основным вратарем.
Одним из пострадавших в сегодняшнем обвале был мальчик из Рейвенкло, и сейчас Минерва разговаривала по каминной сети с его разгневанным отцом, сдержанно объясняя причины происшедшего на уроке трансфигурации. Никто их родителей слизеринцев не счел допустимым связаться с директором школы, не обсудив предварительно ситуацию со своим деканом. Снейп знал, что вечером ему предстоит поговорить с родителями каждого из пяти пострадавших учеников, но случится это не раньше, чем сам он свяжется с ними. Устраивать истерику директору!? Губы Снейпа презрительно скривились. Слизеринцы были иначе воспитаны.
- Я разделяю ваше беспокойство, мистер Фицпатрик, - говорила МакГонагалл, - однако вам не стоит так волноваться. С вашим сыном все в полном порядке, наш фельдшер уже осмотрел его.
- Он ведь слизеринец, ну тот ученик, что устроил обвал? - полная голова в камине надменно сдвинула брови. -Из дурной семьи?
- Боюсь, это не имеет никакого значения, Дэвид! - МакГонагалл недовольно поджала губы, - принадлежность к тому или иному факультету, никак не меняет случившегося. Он всего лишь мальчик! Все они дети - впервые в своей жизни на столь долгий срок оказавшиеся оторванными от своих семей. Не всем им просто адаптироваться.
- Директор!
- Достаточно, Дэвид. Я еще очень хорошо помню последствия, с которыми нам с профессором Флитвиком пришлось столкнуться, когда на первом курсе вы имели неосторожность потерять свою жабу. Кажется, это закончилось самовозгоранием в общей гостиной... Учитывая имеющийся у вас личный опыт, - бровь МакГонагалл многозначительно поднялась вверх, - я рассчитываю, что вы будете более снисходительным...
- Не сдержанный идиот, - Снейп презрительно скривил губы, стоило зеленому пламени в камине, наконец, погаснуть.
- Спасибо за твою оценку Северус, однако, давай вернемся к поднятому тобою вопросу. - Минерва привычным жестом заблокировала камин, и устало опустилась в высокое кресло. - Сейчас я не расположена к долгим беседам, зачем тебе педсовет?
Снейп мельком взглянул на сидевшую в углу Гермиону.
- Я считаю, что своими действиями мисс Грейнджер наносит осознанный и значительный вред моим ученикам.
- Помилуй меня, Северус, мне кажется или мистер Милз, обрушивший потолок кабинета трансфигурации, является студентом твоего факультета.
- Именно так Минерва, причем замечу, обрушивший дважды. Заккари Милз, плохо воспитанный неуправляемый мальчишка, с явно нарушенным восприятием моральных ценностей и норм поведения. Он асоциален и конфликтен. И цель преподавателей - держать подобных студентов в узде. Однако, мисс Грейнджер, по-видимому, никак не может уяснить, что ее задача состоит именно в этом.
Карие глаза Гермионы широко раскрылись, она вскочила со стула, готовая спорить.
- Он одиннадцатилетний мальчик, профессор, а не Пожиратель смерти. Он очень талантлив и все что нужно, это только правильно направить его, поддержать, помочь ему раскрыться. Его нельзя подавлять!
Снейп отделился от окна и, тяжело опершись о стоящее перед ним кресло, подался вперед. Длинные пальцы легли на кожаную спинку и сжались. Он заговорил медленно, не повышая голоса, привычно растворяя в своем обманчиво мягком баритоне презрение пополам с усталостью.
- Первая часть нашей проблемы, мисс Грейнджер, состоит в том, что вы по-прежнему делите мир на белое и черное, а вторая в том, что девяносто процентов живущих в этом мире, рассуждают и поступают точно так же. Потому что они столь же узколобы и ограничены как и вы. Вы не видите дальше собственного носа, профессор!
Его подчеркнуто презрительное "профессор", прозвучало подобно пощечине.
- Я не понимаю... - Гермиона выглядела растерянной.
- В том то и дело, мисс Грейнджер, вы не понимаете! Однако, при этом упорно отказываетесь слушать советы старших коллег. Мне кажется, или в прошлый раз я уже пытался объяснить вам, почему ваше поведение не уместно и не допустимо.
- Северус!
- Не вмешивайся Минерва. Мисс Грейнджер должна раз и навсегда понять, что любые ее поступки, совершенные в стенах этой школы, затрагивают не только ее. И все они, каждый из них, имеют свои последствия. Вы больше не школьница, мисс Грейнджер, а значит, вы больше не можете себе позволить дружить со студентами, вы должны подчинять их и управлять ими.
- Но это не верно...
- Нет, верно! Вы смотрите на мистера Милза и видите "Бедного Мальчика", ставшего сиротой в восемь лет и жившего в последние годы в семье опекунов, где с ним обращались не лучшим образом. Вы испытываете к нему сострадание и жалость. Вы делаете не правильно мисс Грейнджер. Заккари Милз, опасный ребенок с плохим прошлым, выросший в семье Пожирателей смерти. Он не может сдерживать свою порочную сущность и постоянно наносит вред другим ученикам. Вам придется это признать, даже если вам не кажется, что он делает это намеренно. Если вы не обуздаете его, через пару месяцев до Попечительского совета дойдут слухи, что в школе учится маг, с которым в одиннадцать лет не в состоянии справиться преподаватели.
Он выдержал паузу, давая ей возможность осознать значение только что сказанных им слов.
- Среди родителей наших студентов немало людей высокого положения, многие из них имеют влияние на Совет Попечителей Школы и связи в Министерстве. Не успеем мы оглянуться, как Попечительский Совет потребует провести расследование. Поверьте мне, они не будут столь толерантны как вы, они решат, что мальчик опасен и попытаются вынудить Минерву перевести его на домашнее обучение.
- Но ведь это не справедливо!
- Мисс Грейнджер, сядьте. В этом мире никто никогда не думает о справедливости, им управляют людские страхи. И страхи прошедшей войны еще слишком сильны в памяти тех, кто сейчас управляет этим миром. Том Редл, также как и мистер Милз был ребенком из неполноценной семьи, сиротой, с яркими отрицательными наклонностями, появившимися еще в раннем детстве. Но важно даже не это, важно, что Том Редл был мальчиком, которого Дамблдор собственноручно привез в Хогвартс, чтобы затем, в течение семи лет обучать его магии в лучшей школе Чародейства и Волшебства. Эта школа уже вырастила одного Темного Лорда мисс Грейнджер. Едва ли Министерство позволит нам сделать это дважды.
Гермиона, наконец, села. Она уже не спорила, хотя было заметно, что внутренний гнев и природная несдержанность все еще распаляют ее изнутри. Закусив губу, она внимательно слушала Снейпа, неожиданно подавленная осознанием справедливости его слов.
- В любом случае, как только Попечительский Совет выскажет нам свои претензии, мы вынуждены будем либо пойти на публичный конфликт из-за сына Пожирателя смерти, либо выполнить требование Попечителей Школы. Ни первое, ни второе решение не принесет нам пользы. Не думаю, что исключение из школы скажется положительно на дальнейшей судьбе мальчишки, но даже если мы согласимся с этим, мы лишь создадим прецедент. Попечительский Совет решит, что имеет право и в дальнейшем вмешиваться в дела школы. И не успеем мы оглянуться, как нам начнут указывать каких детей принимать в Школу, а каким отказывать, какие предметы включать в программу обучения, а какие игнорировать, каких учителей считать благонадежными, а каких нет. И первыми пострадают студенты моего факультета. У нас больше нет Дамблдора с его репутацией, связями в Министерстве и влиянием на Визенгамот, теперь мы просто Школа. И вашим чертовым милосердием, мисс Грейнджер, вы загоняете нас в тупик.
- Я думаю достаточно, Северус, - МакГонагалл, терпеливо молчавшая все это время, наконец встала. Она была почти столь же высокой как Снейп, и не смотря на преклонный возраст, по-прежнему сохранила королевскую прямоту осанки, и твердость взгляда.
Северус резко выпрямился, но даже так не получив привычного превосходства в росте, лишь недовольно поджал губы.
- Если мое мнение ничего не значит для мисс Грейнджер, директор, - закончил он слегка сдержанно, - то я бы хотел, чтобы другие преподаватели, мнение которых мисс Грейнджер ценит, возможно, чуть выше, объяснили ей, наконец, элементарные вещи, вот почему я настоятельно требую вынесения этого вопрос на педсовет.
- Уверена, мисс Грейнджер расслышала все, что ты сказал Северус, - МакГонагалл перевела свой строгий взгляд на Гермиону и та соглашаясь кивнула, - я также уверена, что твое мнение она уважает ничуть не меньше, чем мнение профессора Флитвика или мое. Поэтому давай просто дадим ей время обдумать твои слова.
Снейп несколько мгновений не мигая, смотрел на МакГонагалл, затем коротко поклонился и, стремительно взметнув полы мантии, вышел из кабинета директора.
- Ведь все что он сказал, правда? - не поднимаясь из своего угла, тихо спросила Гермиона.
МакГонагалл помедлила, задумчиво глядя вслед удаляющемуся Снейпу, и, наконец, произнесла:
- Лишь отчасти. Мы не столь беспомощны после смерти Альбуса, как утверждает Северус. Мы все еще можем за себя постоять.

Глава 3. Ради всеобщего блага

Гермиона оценивающе осмотрела класс, и устало вздохнула. Было далеко за полночь, она закончила восстанавливать потолок, починила парты и убрала мусор. За ночь эльфы вытрут пыль и расставят книги на полки…
Больше всего она переживала именно за книги, было приятно, что ни школьные пособия, ни старинные фолианты не пострадали.
Сегодняшний вечер она планировала провести с Роном, и ей было жаль, что встречу пришлось отложить. Но винить было некого. В обед она отправила сову с извинениями, написав, что в первый месяц учебного года школьных обязанностей оказалось, больше чем она ожидала. А что она еще могла написать? Что она не справляется? Что ученик разрушил ее класс? Что профессор Снейп потребовал вызвать ее на педсовет? Она не любила жаловаться и ненавидела признавать поражения. Пусть уж лучше так, пусть Рон считает, что ее затянули школьные обязанности, и, она тратит вечера на составление учебных планов - так же как в старые времена - придирчиво хмуря лоб, измеряя линейкой длину свитков с учебными планами, и решая, не стоит ли добавить что-то еще.
Она обернулась, чтобы потушить свечи и внезапно увидела Снейпа. Гермиона не знала, как долго он здесь стоял. Высокая фигура на фоне темно- серой стены, руки скрещены на груди, на бледном, таком же усталом как у нее лице застыло непонятное выражение. Она подумала, что, скорее всего, он провел последние часы, успокаивая встревоженных родителей, и вновь испытала укол совести.
Они стояли так несколько секунд, прежде чем Снейп нарушил молчание.
- Почему вы не назначили взыскание студенту? - его губы, сжатые в прямую тонкую линию и напряженно сощуренные глаза, не обещали приятной беседы. Гермиона устало вздохнула. Ну как ему объяснить.
- Это бессмысленно, магический выброс нельзя контролировать.
- В пять лет. - Снейп подчеркнуто выдержал паузу, прежде чем с привычной саркастичностью закончить фразу. - Однако, мистеру Милзу одиннадцать. Уверен, вы это заметили.
- Хорошо, - ей не хотелось спорить, - если вы так считаете, я назначу.
- Не трудитесь, я уже назначил. С завтрашнего дня мистер Милз будет чистить газон на поле для квиддича.
- На поле для квиддича? - Гермиона еще ни разу не слышала, чтобы Снейп назначал кому то взыскания вне замка.
Увидев ее изумление, он сложил тонкие плотные губы в странное сочетание линий и усмехнулся.
- Не знаю как пользу, - прошелестел его голос, - но он определенно не принесет там вреда.
Натянутое молчание повисло в воздухе. Они стояли не шевелясь. Никто, отчего то, не спешил уходить, но Гермиона знала, вот сейчас, он скажет спокойной ночи и вновь растворится в темноте коридора, такой безразличный, такой надменный, такой не способный видеть в ней ровню. Всезнайка, гриффиндорка, девчонка, ни разу за два года совместной работы, он не назвал ее коллегой, как бы она не старалась соответствовать. Даже это его "мисс Грейнджер" всегда звучало язвительным оскорблением.
С первого дня работы она делала все, чтобы завоевать его уважение, доказать, что она на своем месте, что она чего то стоит. Но вместо признания ее заслуг, он с каждым днем, казалось, разочаровывался в ней все больше и больше. Может стоит попытаться... Она собралась сделать шаг на встречу, но Снейп, опередив ее, оторвался от стены, и, словно намеренно не замечая ее порыв, кивком головы дал понять, что и разговор, и день, наконец, закончены.
Гермиона смотрела, как он уходит, несмотря на усталость, двигаясь как свойственно только ему - плавно и в тоже время стремительно, оборачивая темную мантию вокруг высокого и все еще поджарого тела. И испытала странное разочарование. Так было всегда, потратив достаточно его времени, она все равно не получала желаемого. Мерлин, ну почему? Она болезненно сжала руки, ненавидя себя за слабость к этому странному человеку. Какая ей разница, что он о ней думает, если ему плевать...
Внезапно она увидела, как спина его замерла. Ну, может хоть сейчас... Вот сейчас обернется и скажет что-нибудь одобряющее. Что со всеми случается, и что не нужно брать в голову... Или просто пообещает ей поговорить с Милзом. Это ведь так не трудно...
Мгновение и сердце пронзила слепая надежда.
Он и, правда, собирался отправить спать, вышел в коридор, но внезапно передумал и вернулся.
- Мерлин! - сказал он с внезапно пронзившей его эмоциональностью, - мисс Грейнджер, ну почему вы такая дура?!
Гермиона сглотнула, чувствуя, как горький вкус унижения заполняет ее гортань, мешая сказать хоть что-то в ответ. Ну почему он всегда с ней так. От усталости, от обиды ей внезапно захотелось расплакаться. Она потерла рукой покрасневшие скулы и попыталась взять себя в руки – нельзя было позволить ему увидеть ее слезы.
Он поймал ее взгляд и неожиданно сделал стремительный шаг вперед.
- И не вздумайте мне зареветь! - резкий глубокий голос, казалось, дрогнул, но через мгновение былая твердость вернулась. – Только глупых истерик мне не хватало!
Гермиона гордо вздернула подбородок, карие огромные глаза в пол лица, блестящие от подступивших слез, посмотрели с вызовом и отчаянной надменностью. Ей захотелось сказать - "не дождетесь", но она сдержалась, только отступила назад, словно само присутствие зельевара давило на нее, лишая собственной воли. Но он не оставил ей даже этого, он сделал шаг следом и оказался так близко, что дышать неожиданно стало нечем. Запах трав, мела, и затаенного напряжения. Он был слишком высоким, чтобы выстоять с ними на равных.
- Вы не понимаете ничего, - Снейп заговорил непривычно быстро и тихо, словно досада снедала его, несмотря на безуспешную попытку сдержаться. Умненькая соплячка-всезнайка, прочитавшая тысячу книг, но так и не научившаяся думать. Вы мечете вокруг себя свою жалость, словно бисер, не задумываясь о последствиях и, не отвечая за содеянное. Жалость постыдна, она беспощадно травит душу, она разрушает, она делает слабым! Неужели вы не видите что творите?
Он говорил с таким чувством, словно копил в себе это долгие дни, терпеливо позволяя ей совершать ошибки, пребывая в неоправданной надежде, что она, наконец, повзрослеет и посмотрит на мир как должно…
- Думали ли вы хоть раз, подсказывая Лонгботтому на зельях, что своей жалостью, вы все сильнее утверждаете его в мыслях о собственной никчемности?! Задумывались ли вы, что жалея эльфов, вы лишаете их ощущения значимости собственной работы?! Внушаете им, что они всю жизнь занимались чем- то постыдным, от чего вы так стремитесь освободить их. Осознаете ли вы, что не наказывая Милза, вы словно намеренно подчеркиваете его неполноценность?! Ущербность в сравнение с другими… Зачем вы все это делаете, мисс Грейнджер? Вы так желаете дать им понять, что все они хуже вас? Я знаю только двух людей, сумевших достаточно долго жалеть безнаказанно, один из них – Альбус Дамблдор, и жалость убила его моими руками, другая… - он вдруг осекся, понимая, что и так сказал предостаточно, и сейчас уж точно не время и не место, открывать перед этой девчонкой личные тайны. Криво поморщившись, Снейп отстранился, недовольный тем, что позволил себе слишком многое: много слов, много эмоций, много напрасно потраченного времени. Почти неуловимо, в терпком, столь насыщенном баритоне зельевара, проступила досада. Он не сдержал ее намеренно, словно стремясь подчеркнуть, сколь тяготит его необратимость состоявшегося монолога. И отступил, тем самым давая понять, что для умной женщины было сказано достаточно, а для прочих - любые слова лишь пустой шелест из красивого сочетания букв.
- Жалость меняет судьбы людей, готовы ли вы принять на себя эту ответственность, мисс Грейнджер. Если нет, то держите ее при себе, и научитесь уже, наконец, думать, а не только читать книги.
Гермиона молчала, ощущая невольную горечь, он был прав и не прав, как бывает это лишь в жизни и никогда в книгах. Слизерин и Гриффиндор, Мерлин! Как все же много разделяет их, кроме цвета дома и чистоты крови. И там где профессор Снейп – истинный слизеринец, видел только постыдную жалость, Гермиона, как прирожденная гриффиндорка - стремилась выразить сострадание и оказать поддержку. Но неужели их полюса никогда не сойдутся, даже если они в глубине души стремятся принести своим ученикам только добро?
- Я никогда не бежала от ответственности, профессор, - произнесла Гермиона, как можно более ровно, - просто, отчего-то я смотрю на нее с отличной от вас стороны. Безответственно не протянуть руку помощи тому, кто нуждается, и позволить остаться в одиночестве тому, кто еще не готов противостоять целому миру. Я не хочу оставлять Заккари Милза без возможности найти во мне понимание, даже если он скрывает свою слабость за озлобленностью и гневом. Душа каждого человека стоит, чтобы за нее бороться. Даже если я, по своей глупости, не всегда делаю это правильно.
- Заккари Милз, - произнес Снейп с выражением, - если вы действительно хотите ему помочь, держитесь от него подальше. Он слизеринец, мисс Грейнджер, и чем больше вы ему нравитесь, тем сильнее он будет воспринимать вашу жалость как оскорбление. Не совершайте ошибку, не противопоставляйте его другим!
Она смотрела на него, ничего не говоря, и он уже сам не понимая, зачем это делает, быстро добавил:
- Я хочу, чтобы вы четко усвоили одно, мисс Грейнджер, если потребуется выбирать, я предпочту пожертвовать Милзом, чтобы защитить других моих учеников.
- Что ж, - Гермиона горько усмехнулась, - в этом, вы не далеко ушли от Альбуса - все ради высшего блага.

Глава 4. Заккари Милз

Следующий день, не в пример всем прошедшим, словно назло оказался холодным и ветряным. Ученики заполняли диваны в общих гостиных и по привычке жались к каминам, несмотря на то, что в Хогвартсе, в середине сентября, еще не начинали топить. Никто не спешил на улицу, и даже внутренний двор, после уроков обычно заполненный неспособными усидеть на месте мальчишками, сейчас пустовал.
Гермиона обогнула трибуны стадиона и увидела Милза. Одетый в школьный форменный свитер и заляпанные грязью брюки, он чистил граблями поле для квиддича, собирая уродливые кучи пожухлой травы и поломанные ивовые ветки. Не застегнутая мантия крыльями хлопала на ветру. Худой, не опрятный, с впалыми щеками и глазами цвета вороного крыла, он показался ей взъерошенным галчонком. Волосы у него топорщились совсем как у Гари. Он хмуро посмотрел на декана Гриффиндора из под неровно отросшей челки и пробормотал неразборчивое приветствие. Гермиона целый час готовилась к этому разговору, и тут же забыла о главном, увидев его замерзшие руки.
- Здесь холодно, почему ты не применил согревающие чары? Ты же их знаешь?! – вопрос, казалось, вырвался сам собой.
- Мне запрещено применять чары, - Заккари на секунду замялся, - вне доказанной необходимости.
Голос у него был резковатый и хриплый от ветра. Он явно повторял слова собственного декана. Гермиона достала палочку, намереваясь наложить согревающие чары, и замерла, вспомнив слова Снейпа. "Он слизеринец, мисс Грейнджер. Чем больше вы ему нравитесь, тем сильнее он будет воспринимать вашу жалость как оскорбление".
Не в силах решиться, она стояла и смотрела на понурую худую фигуру Милза и не знала, что стоит ей слушать – зов сердца или голос разума. Но прежде чем она к чему-то склонилась, Милз медленно переложил грабли в левую руку и, не глядя на нее, произнес:
- Я просил у декана разрешение на отработку в вашем классе, но он отказал мне, сказав, что вы были против. - В голосе мальчика сквозила старательно скрываемая обида. - Я понимаю, я ведь разрушил ваш класс.
Он виновато втянул носом воздух. Гермиона слегка удивилась, но не подала вида.
- А что еще он сказал?
Он задумался, видимо вспоминая самые обидные обвинения, и оценивая, что из этого допустимо сказать.
- Что мне надо постричься, и что мои волосы похожи на паклю и растут клочьями.
- Это стиль гранж, - Гермиона чувствовала, что начинает смеяться.
- Что? - не понял мальчик.
- Гранж, это такой стиль моды, я имела ввиду твою прическу. В следующий раз, когда твой декан будет говорить тебе, что ты не ровно подстрижен, скажи ему, что это стиль гранж, и он ничего не понимает в модных прическах.
Милз внимательно смотрел на нее, пытаясь понять, издевается ли она над ним, или говорит серьезно.
Наконец, не выдержав, Гермиона улыбнулась.
- Знаешь, Заккари, у моего друга Гарри Поттера, тоже всегда были проблемы с волосами, они всегда торчали у него во все стороны, как бы он не старался их пригладить. А однажды его опекуны решили его постричь...
- Ну и?
- Ну и постригли, он всю ночь промучился, пытаясь смериться с тем, что ему придется пойти в таком виде в школу, а на утро волосы отросли.
Милз весьма серьезно смотрел на профессора трансфигурации, не понимая, что в этой истории смешного.
"Слизеринец!"- Гермиона молча, закатила глаза.
- Ну, хорошо, мои волосы тоже всегда оставляли желать лучшего. Однажды, твой декан сказал, что они похожи на воронье гнездо. Я сначала очень расстроилась, а потом поняла, что куда обиднее, то, что он не ценит мой ум. Волосы, знаешь ли, имеют особенность отрастать, что, к сожалению, нельзя сказать об уме.
- Не понимаю.
Гермиона улыбнулась.
- Если твой декан не сказал, что ты дурак, значит, у тебя дела обстоят значительно лучше, чем у меня в твоем возрасте.
- Значит, вы не сердитесь за Ваш класс? – спросил Милз, с внезапно вспыхнувшей в голосе надеждой.
- Нет, Заккари, на самом деле я очень сержусь, - Гермиона нахмурилась, - ты не только разрушил мой класс, но и нанес вред другим ученикам. Я считаю, что такой сильный волшебник, как ты в состоянии контролировать свои эмоции и свою магию, а значит, ты осознанно позволил случиться тому, что случилось. Поэтому ты больше не получишь в моем классе той свободы, которую имел раньше. С сегодняшнего дня ты будешь сидеть один, на первой парте, и отрабатывать все заклинания самостоятельно, без партнеров, только в моем присутствии. За каждое нарушение правил, ты будешь получать взыскание, место отработки которого, будет определять твой декан. Уверена, он выберет что-то, что ты вряд ли сочтешь приятным. И так будет продолжаться до тех пор, пока ты вновь не заслужишь мое доверие, и не сможешь мне показать, что ты достаточно взрослый, чтобы отвечать за свои действия.
Он вспыхнул, краснея, до кончиков черных волос.
- Я не сдержался, они собирались…
И замолчал, не желая жаловаться. И как то щемящее знакомо поджал при этом тонкие, не привычные к улыбке губы. Слишком взрослый для своих одиннадцати лет..
Что ж, в этом профессор Снейп оказался действительно прав, Заккари Милз был слизеринцем до мозга костей, способный посетовать в мелочах, но не желающий даже в свое оправдание признаваться в бессилии или собственной слабости – мысль, не показавшаяся Гермионе ни радостной, ни приятной.
Увидев, что декан Гриффиндора, все еще ждет, мальчик помялся и неохотно произнес.
- Я не могу. Когда я без палочки, не я управляю магией, а она мной…
И отвернувшись – в упрямстве не желая заканчивать фразу – с остервенением принялся собирать разлетевшиеся листья.
Гермиона не стала настаивать на продолжении, безошибочно чувствуя, что каждое следующее слово заставит мальчика лишь сильнее замкнуться.
- Уверена, вы найдете способ справиться с этой проблемой, мистер Милз, - сказала Гермиона строго, намеренно подражая профессору МакГонагалл, - и школа Чародейства и Волшебства самое подходящее для этого место.
Она сделала пару шагов в сторону замка, намереваясь уйти, и внезапно решила, что всеми своими сегодняшними поступками уже отдала достаточную дань уважения тем истинам, что пытался внушить ей Слизеринский декан. И потому, удовлетворив голос разума, она может, наконец, позволить себе немного побыть гриффиндоркой.
Гермиона решительно остановилась, вернулась и, произнеся не терпящим возражения голосом: - Дайте, пожалуйста, ваши руки, мистер Милз, - наложила согревающие чары.