Глава Пятнадцатая, в которой Снейп познаёт радость отцовства

— Гермиона, можно одолжить твой серебряный нож?
— Да, конечно, — отвлечённо пробормотала она.
Я попытался распилить ссохшийся стручок сопофоруса чтобы добыть хоть чуть-чуть сока. Хрен. Нету в нём ничего. Снейп косится с мерзкой усмешкой. Ну чего, скажите на милость, я ему сделал? Может, у него мой отец тысячу галеонов взаймы взял?.. Взял. И умер.
А если вот так?.. Вау! Сколько сока! Да тут на четверых хватит…
Пятничные Зелья проходили в обычном режиме.
Сегодня мы готовили Глоток Живой Смерти (название каково, а?). Гермиону трудно было различить из-за волос, которые спутывались в парах её котла. Малфой весь урок доканывал плоскими издёвками, пока я не пообещал напоить его тем, что у меня получиться. Он заткнулся, ведь ещё и Пат живо предложил помощь в этом деле (да и без своих друзей-амбалов он вовсе не такой крутой). Ну а Пат, внезапно без привычного омерзения к котлу, с глубоко задумчивым видом разглядывал своё багровое зелье. Так художник смотрит на почти готовую картину с видом — чего-то явно не хватает. Вдумчиво, никуда не торопясь. Будто у него не пятнадцать минут, а как минимум сутки.
Посмотрел и стал быстро увеличивать огонь. Остановился только тогда, когда языки пламени стали лизать стенки котла. Снейп с интересом следил за его манипуляциями. И через пару минут зелье Пата приобрело точно такой же бледно-розовый оттенок, о котором говорилось в учебнике.
— Как это у тебя получается? — с восхищением и завистью одновременно прошептала Гермиона.
Пат загадочно ей улыбнулся и подмигнул.
— Добавь огоньку, подруга.
— В учебнике этого не написано! — фыркнула Гермиона.
Моё зелье было пусть и не бледно, но всё же розовым, так что я решил, что этого хватит.
— С чего ты взял, что надо увеличить огонь? — допытывалась Гермиона у Пата по дороге из подземелий. Она находилась на грани между возмущением и восхищением. Наверное, ей и в голову не могло прийти, что учебники не могут подсказать кратчайший путь к искомому.
— Мы же добавляли туда порошок из панциря скарабея, — безмятежно заявил мой друг. Куда делся тот мизантроп, который почти три недели допекал меня критикой всего и вся? Таким счастливым я его видел только после особо интересных уроков химии. Ну, для Пата интересных, конечно.
— Ну и? — не поняла Гермиона.
Пат посмотрел на неё и, по-видимому, впервые усомнился в её интеллектуальных способностях.
— Это же кальций, — заявил мой друг, — с примесями, конечно… Кальций никогда не растворится полностью при низкой температуре! Это же химия.
Пат был счастлив. Правда, сто лет не видел его таким радостным.
— Ага! — вспомнил я, — твоя теория, что магия — это не магия.
— Что? — не поняла Гермиона.
— Да у Пата есть теория, что магия — это на самом деле не магия. Так?
— Так, — довольно согласился мой друг, — и только что я нашёл этому подтверждение.
— И какое же? — Гермиона смотрела на Пата так же, как на Луну Лавгуд, эксцентричную особу из Равенкло, когда та доказывала существование сладкорогих стеклопов.
— Законы одни и те же. Значит, наука вполне может доказать всё то волшебное, что нас окружает. Это лишь вопрос времени и уровня развития интеллекта. Кстати, мне пора на Чары. Увидимся.
— И часто он так? — с задумчивым видом спросила Гермиона, глядя ему вслед.
— Что? А… Это в нём проснулся химик-экспериментатор. Это надолго.
Мы пошли к теплицам на Травологию, где уже поджидала большая часть моих соплеменников. Ветер задувал холод за воротники и все ёжились. Такая вот гриффиндорская стая ворон.
— Пат так любит химию?
— Любит? — усмехнулся я, — химия — главная страсть в его жизни. Ему ещё три года назад химичка настоятельно советовала поступать в университет.
— А тебе? — заинтересованно спросила Гермиона, когда мы уже начали работать с ядовитым щупом. К нам присоединился Рон Уизли.
— Что мне? — приглядываясь к растению с жёлто-кислотными пятнами и размышляя, с какого бока ждать от него неприятностей, я уже забыл, о чём мы разговаривали.
— Тебе тоже нравится химия? Просто ты так стараешься на Зельях.
Что мне не нравилось в Гермионе, так это её любовь к вытягиванию подробностей, причём абсолютно, на мой взгляд, ей не нужных. Это иногда походило на допрос с пристрастием. В такие моменты, чтобы не потерять её дружбу, лучше тщательно ей на всё ответить. Тогда она сама отстанет.
— Я не люблю химию. Вернее — не понимаю. Наука — это не моё. Я — человек действия и всегда любил прикладные направления. Это Пат всегда мечтал стать учёным. Зелья мне тоже не слишком нравятся, хоть они в сто раз легче, чем химия. Здесь хоть не надо выстраивать эти жуткие цепочки превращений и через минуту сверяться с таблицей Менделеева или ещё с какой-нибудь ерундой.
— А тебе что-нибудь советовали? — продолжала допытываться Гермиона.
— В полицию идти советовали, — мрачно отозвался я, — Пат очень любит это вспоминать.
— Это маггловские авроры с углестрльным оружием? Круто, — восхитился Рон. Он не стесняясь, слушал наш разговор.
— Огнестрельным, — поправил его я.
— Кто это тебе советовал? — Гермиона ну никак не хотела слушать урок.
— Инспектор в Кэмп Хэмптоне, — уныло ответил я, — говорил, что у меня способности. Конечно, если я больше не буду вляпываться в дурацкие истории.
— Что-то ты не очень этому рад.
— Понимаешь, Гермиона, это только в фильмах детективы такие крутые. Я лично считаю, что в полиции одни придурки.
— А я считаю, что ты не прав. Мой дядя служит в полиции, и он не придурок, — слегка обиженно заявила Гермиона.
Я пожал плечами. Если бы мой дядя был копом, я бы иммигрировал из страны.
* * *

— И что за Кэмп Хэмптон? Столько раз о нём упоминали, — спросила Гермиона, кутаясь в мантию.
Мы шли к полю для квиддича смотреть на отбор в гриффиндорскую команду. Это Гермиона меня сюда потащила, я лично собирался пойти в библиотеку. На улице было мерзко, в квиддиче она разбиралась менее чем поверхностно — на фига это было ей надо?
Рядом с нами уныло брёл Рон. Он нёс с собой метлу и выглядел очень несчастным. Как я слышал, в прошлом году он играл за Кольцевого, и то ли плохо он играл, то ли были ещё какие-то проблемы… Короче, весь вид его говорил, что он не слишком надеется попасть в команду в этом году.
Отношения Рона и Гермионы часто напоминали мне отношения Пата и Лу. Те тоже ссорились и переругивались по состоявшейся традиции с тех пор, как мы втроём оказались в одном классе средней школы. Но тут была большая разница: Лу обладала уникальной способностью забывать о ссоре через пять минут после оной, а Пат всегда воспринимал подобное как неизбежность в отношениях с Лу и никогда не воспринимал их ругань всерьёз. Да и вообще, я давно подозреваю, что им это просто нравится. И, конечно, при затянувшейся разборке у меня всегда было исключительное право сказать, чтобы они оба заткнулись и напомнить, что мы, вообще-то, в одной лодке.
С Роном и Гермионой было сложнее. Они оба были жутко обидчивыми, упрямыми и не хотели признавать свою неправоту. Поэтому отношения их были цикличными — непримиримая вражда периодически сменялась нормальным сосуществованием. Как сейчас, например.
— Кэмп Хэмптон — это летний дисциплинарный лагерь для трудных подростков с преступными наклонностями. Это туда нас направили после «экспериментов» в химическом классе.
— Ооо…
— Не делай такое сострадальческое лицо, всё не так страшно, как звучит, — усмехнулся я, вспоминая весёлые денёчки в Хэмптоне и всех тех, с кем мы там познакомились.
— В каком смысле? — не поняла Гермиона.
— В таком. Скажем так — летний лагерь там был, трудных подростков и преступных наклонностей — выше крыши, а вот с дисциплиной подкачали. Если не считать дней, когда приезжал инспектор из полиции и проводил индивидуально-вразумительные беседы с каждым из нас… Короче, во всё остальное время там творился полный бедлам и все отрывались по полной программе. Я, наверное, перезнакомился с половиной беспризорного Лондона.
Рон даже вышел из своего уныло-расстроенного состояния.
— Толпа парней с преступными замашками в одном месте? — присвистнул он, — даже боюсь представить, что там творилось.
— Ну почему же только парней? — усмехнулся я.
— Но я думала… — изумлённо осмотрела на меня Гермиона, — О! Я представляю, какие там были девушки.
Уж точно не из института благородных девиц.
— И твой друг тоже там был? — поинтересовался Рон.
— Ну да, я же говорил…
— Ой, Рон только не начинай! — возмутилась Гермиона, — Пат нормальный парень и многие на его факультете тоже очень даже неплохие!
— Гермиона, но это же СЛИЗЕРИН! — обратился к ней Рон с таким видом, будто хотел её вразумить.
Видимо, он хотел вразумить и меня, раз начал такой разговор в моём присутствии. Гермиона что-то ответила ему, но я их даже не слушал. Я устал объяснять всем подряд, что Пат — мой друг, что я знаю его пять лет, что ему плевать на родословную волшебников, и что, в конце концов, я доверил бы ему свою жизнь. Отношение к нему было в Гриффиндоре крайне противоречивым. Некоторые и правда считали, что его появление несёт в себе что-то новое, большинство находило его поведение настораживающим и странным, а некоторые, типа Симуса, вообще считали, что уж лучше знакомое зло (я имею в виду Малфоя), чем незнакомое и малопонятное. В конце концов, я вспылил и заявил, что мне плевать, что какая-то там драная шляпа отправила Пата в Слизерин, и не слишком вежливо заметил, что если ещё хоть кто-нибудь начнёт гнать на моего друга, то я больше не буду столь дипломатичным. При мне больше таких разговоров не велось.
Ведь с другой стороны, и ко мне отношение было крайне противоречивым…
— А в библиотеке сейчас тепло… — задумчиво и вслух заметил я.
— Что? — спросила Гермиона, отвлекаясь от спора.
— Гермиона, ты знаешь какой-нибудь способ магического копирования текстов?
Она задумалась на мгновение.
— Знаю.
И тут же опомнилась.
— Но если это для сочинений, то учителя сразу…
— Это не для сочинений, — уверил её я.
— Что ты вообще делаешь в библиотеке так часто? — крайне удивился Рон, — торчишь там больше, чем Гермиона!
Это было последней каплей. Гермиона фыркнула, бросила на него уничтожающий взгляд и удалилась на трибуны, даже не пожелав удачи. Светлая полоса их отношений явно подошла к концу.
— Зря ты так с ней, — заметил я Рону, пожелал ему удачи, и поплёлся за Гермионой.
Зрителей собралось достаточное количество. Половина глазели не на отбор, а на меня. Просто прелесть!
— А что делает Пат? — спросила Гермиона, всем видом давая понять, что не хочет говорить о произошедшей ссоре.
— Отбывает наказание у Флитвика.
Брови Гермионы подлетели вверх от удивления.
— Пат наложил Хохочары на Малфоя вчера на Чарах.
Она хихикнула.
— Но это же не порча.
— Зря смеёшься. Смех — великое оружие. Малфой ржал, не переставая, двадцать минут и его отпаивали успокоительным зельем у мадам Помпфри.
— Ну да, — засмеялась Гермиона, — у Малфоя всегда такой кислый вид, чуть-чуть веселья ему явно не повредит.
— Так Пат и ответил на вопрос, зачем он это сделал. Хотя, не думаю, что наказание будет страшным. Я сегодня утром лично слышал, как Флитвик убеждал МакГоноголл, что лучше это заклинание ещё никто не исполнял.
Дело в том, что профессор Флитвик, миниатюрный преподаватель по Чарам, души не чаял в Пате. Мишель Престон по праву считалась одной из лучших выпускниц его факультета, и Флитвик не упускал случая заметить, что Пат полностью унаследовал талант своей матери и место Пата определенно в Равенкло.
Меня он тоже бывало хвалил, но на факультет к себе не звал.
На поле тем времени начался отбор. Из разговоров я слышал, что Джинни придётся набирать большую часть команды. Я ей не завидовал. Желающих играть в квиддич было хоть палкой отгоняй.
— Джинни давно играет?
— Четвёртый год, — ответила Гермиона, — играет за Ловца, но, вообще-то, она хочет играть за Охотника. Просто лучше никого нет. Она наверняка сегодня будет смотреть претендентов на место Ловца.
— А ты не играешь?
Гермиона скривилась.
— Вообще-то я не очень уверенно себя на метле чувствую.
— Ведьма не дружит с метлой, — не очень удачно пошутил я.
Гермиона лишь неодобрительно фыркнула.
Я смотрел на поле. Начался отбор Кольцевых, с которыми Джинни решила разобраться в первую очередь.
Рон, на мой взгляд, играл неплохо. Видно нам, правда, не очень хорошо было, мы сидели прямо за его спиной. Но он отбил все пять мячей, и выглядел теперь очень довольным. Подошла очередь МакЛаггена. Первый мяч… второй… третий… четвёртый… Но за пятым, который подала сама Джинни, он ринулся прямо в противоположную сторону. Выглядело довольно смешно.
Я повернулся к Гермионе, чтобы как раз заметить, что она что-то торопливо запихивает во внутренний карман мантии. Кажется, палочку.
— Что это ты делаешь? — подозрительно уставился на неё я.
Или только что сделала?
— Я? — Гермиона продемонстрировала мне умение делать невинные глаза, — ничего.
— Точно? — ещё более подозрительным тоном спросил я.
— Что ты, Гарри! — сделала ещё более невинные глаза Гермиона, — а посмотри, что это там на поле происходит?
Это был явно отвлекающий маневр, и я решил не допытываться. Если ей захотелось навести чары на МакЛаггена — её дело. Хотя это было довольно забавно.
На поле и правда начались какие-то разборки с участием Джинни, МакЛаггена и Рона. Гермиона, видимо на правах старосты, решила пойти и разобраться. Меня, естественно, с собой прихватила.
Разборку устроил МакЛагген, видимо, недовольный результатами отбора. Вдоволь наоравшись с обоими Уизли, он, пыхтя, убрался с поля. Все вздохнули с облегчением, а Рон сиял так, будто только что выиграл величайшую битву в истории человечества.
— Гарри, а ты не хочешь попробовать? — на радостях предложил мне он.
Я даже не успел возразить, как Гермиона подхватила:
— Точно, Гарри. Ты же говорил, что твой отец играл за Ловца в своё время.
— Ну и что? — изумился я, — это же не группа крови, чтобы по наследству передаваться.
— Да ладно. Вдруг у тебя лучше получится, чем у меня? — с надеждой в голосе сказала Джинни. Видимо, ей очень хотелось играть за Охотника.
— У меня зрение плохое. Да и на метле я в жизни не сидел, — ещё пытался возражать я, — хотя нет, сидел. Мне был один год, и по легенде, я разбил вазу и чуть не убил кота.
Меня уговорили. Вернее, буквально заставили. Я, устав сопротивляться мнению большинства, сказал «ладно» и с чувством, что я сейчас опозорюсь перед кучей народа, залез на метлу.
И, о чудо! Вы не поверите — я полетел. И хорошо так полетел — мне понравилось. Видимо, и всем остальным тоже.
Так я попал в команду.
* * *

Прошёл отбор. Потом Джинни устроила пробную тренировку для разгона, я поймал несколько раз Снитч, и вся команда пришла в восторг. Летать и ловить золотой шарик с крылышками мне особых проблем не составляло, и я даже почувствовал себя как-то неудобно.
В командные игры я раньше не играл. В школьной футбольной команде играли только местные «звёзды», а при отборе в команду по регби стоило тренеру увидеть нас с Патом, то он заорал, что дистрофики ему на поле не нужны и отправил нас куда подальше. Впрочем, когда мы разглядели габариты ребят, что там играют, нам резко расхотелось играть на одном с ними поле.
Вся эта котовасия продлилась до вечера, библиотека накрылась медным тазом, и я устал, как собака. Когда мы уже уходили с поля, я заметил Пата, стоявшего с задумчивым видом около трибун. В темноте мерцал огонёк сигареты.
Когда я и вконец замёрзшая Гермиона подошли к нему, он спросил меня с отстранённым видом:
— Ты теперь в квиддич играть будешь?
— Ага, — согласился я, — типа того. А что?
— Много я видел экстремальных игр… — задумчиво протянул Пат, — не думай, что я сомневаюсь в твоих способностях, приятель, но хочу спросить. Так, для справки. Ты какой гроб предпочитаешь?
Я на секунду задумался.
— Простой. Без наворотов. Но со вкусом. И хоронить без очков. Без них я выгляжу симпатичней.
— Запомню, — серьёзно кивнул мой друг, — а насчёт похорон что-нибудь?
— Похорон? Пусть Лу обязательно оденет вуаль, черное ей к лицу. Никакого похоронного марша. Дурслям открытку черкните, пусть люди порадуются. Ну а на могильной плите надпись — «он знал, что этим всё и закончится».
Гермиона переводила ошарашенный взгляд с одного на другого и наконец воскликнула:
— Ну и шуточки у вас!
— Обычные плоские шуточки, — заметил я.
— Нормально, по-моему, — пожал плечами Пат.
Когда мы шли в спускавшихся сумерках к замку, я спросил у Пата:
— А сам играть не хочешь?
— Ну уж нет, — протянул мой друг, — я, приятель, жить люблю. А ты не волнуйся — я, если что, такие шикарные поминки тебе закачу…
* * *

Я не буду описывать, в какой восторг пришёл Сириус, когда я написал ему про квиддич и какую крутую метлу (от которой пришёл в восторг весь факультет) он мне прислал. Я не буду передавать все излияния Лу в очередном письме или описывать часы в библиотеке или усилия на дополнительных занятиях по Превращениям.
Хотя забавно заметить, что подарок нашей сумасбродки приобрёл дикую популярность, и мы с Патом дали моду на перьевые ручки. Но это всё не так интересно, как то, чему я стал невольным свидетелем после Чар спустя несколько дней.
После урока я задержался, чтобы проконсультироваться по одному вопросу насчёт невербальных заклинаний. Получив ответ, я уже собрался уходить, но тут случилась неприятность. Моя сумка зацепилась за какой-то гвоздь, порвалась, и всё содержимое вывалилось наружу.
— Гарри, надо быть более осторожным, — укорил меня Флитвик и хотел было помочь, но его отвлёк влетевший в класс профессор Снейп.
Мне стало так интересно, что он сейчас скажет Флитвику! Я тихо пробормотал «Репаро» и стал очень, ну очень медленно возвращать свои вещи на место.
Но Снейп заметил меня, скривил мерзкую рожу, и не сказал ничего интересного. И, думаю, он уже собирался уходить, когда спросил:
— Кстати, мистер Рэндом отбыл наказание?
— Да, конечно, ещё в субботу. Разве я не говорил? — пропищал Флитвик, как всегда пришедший в восторг при упоминании Пата, — и, я должен сказать, Северус, что это несправедливо.
— Несправедливо наказание? — без каких-либо эмоций спросил Снейп.
— Нет, я говорю о факультете. Я уверен, здесь Шляпа ошиблась. Такой талант, такой талант! Гарри, не думай, что я умаляю твои достижения, — вдруг обратился он ко мне, — вы оба так быстро всё догнали. Но, ей богу, у меня давно не было таких талантливых учеников. И, главное, с исследовательской жилкой — весь в Мишель!
Снейп моргнул. Казалось, что-то изменилось во всём его облике.
— Да, Пат всегда любил науку, — подтвердил я, уверенный, что что-то сейчас будет.
— Мишель? — тихо спросил Снейп.
— Ну да, Мишель, — заявил Флитвик, — Мишель Престон, мать Патрика. Северус, вы же должны её помнить, она училась с вами на одном курсе.
Профессор Снейп смертельно побледнел. О да! Он помнил. Судя по выражению его лица, ещё как помнил.
— Такая талантливая была девочка, — продолжал заливаться соловьём профессор, — одна из моих лучших учениц, надо сказать…
— Мишель Престон — мать Патрика Рэндома? — ещё тише спросил Снейп.
— Ну да, я же только что сказал, — заявил крошечный профессор и так хитро посмотрел на Снейпа, что мне в голову закралось подозрение, что кому надо, все уже догадались что к чему.
А человек, на которого, как снег на голову, обрушивалось нежданное отцовство, побледнел ещё больше и казалось, что в уме он что-то быстро подсчитывает. Могу поспорить, что…
— … пять Пожирателей понадобилось, чтобы её убить, — продолжал печальные воспоминания Флитвик, — она дала настоящий бой. Ужасная смерть, ужасная…
Снейп, видимо, произвёл все необходимые подсчёты, понял, что они означают, и побледнел до такой степени, что стал походить на приведение.
— Действительно, ужасно, — почти шёпотом согласился он с Флитвиком, — я, пожалуй, пойду.
Я думаю, никогда Мастер Зелий не был так близок к инфаркту.
— До свиданья, профессор Флитвик, — тут же попрощался я и выскочил вслед за Снейпом.
Как я и предполагал, главный зельевар меня даже не заметил. Думаю, ему сейчас было не до меня. Следует запомнить этот момент — наверное, никто и никогда не видел Северуса Снейпа в столь растерянном состоянии. Он постоял пару секунд на одном месте, потом развернулся, дошёл до развилки и повернул на право. Через пару шагов передумал и пошёл в другую сторону. Ох, и зацепило его…

Предыдущая главаСледующая глава