Глава Тридцать Восьмая, в которой Пат идёт на абордаж

— Это была чистой воды импровизация! — так заявит мне Пат на следующее утро.
— Мы будем держаться до последнего, — ухмыляясь, скажет мне Джейкоб МакНейр.
— Просто мы хотим доказать, что слизеринцы тоже заслуживают уважения, — изречёт Дейдра МакЛаллен своим спокойным уверенным голосом.
На завтрак они не явились. При дневном свете почему-то это выглядело особенно жутко. Как будто по Слизерину прошлась эпидемия какой-то страшной болезни. Когда они не пришли и на обед, и на ужин, в школе вообще ни о чём больше не говорили, как о новоявленной забастовке. Ученики только и болтали о том, что требует слизеринские якобинцы, не объявили ли они голодовку, что будет делать Снейп с взбесившимся факультетом и что вообще происходит.
— Понимаете, нет такого правила, которое запрещало бы ученикам не появляться на обеде. Даже если это половина факультета, — умудрено говорила наша самая умная подруга.
С Гермионой полностью соглашался Люпин, у которого мы узнавали все новости из лагеря преподавателей.
— Поймите, тут вопрос в разделении компетенции, — объяснял Рем, — это ведь проблема отдельно взятого факультета, а отвечает за него профессор Снейп. Они ведь действительно не совершают какого-либо страшного проступка, за который предусмотрено какое-либо суровое наказание… Ну, и пока молчит директор…
— А что, он даже нечего и не сказал? — удивилась Лу.
— Сказал, — кивнул головой Рем.
По его словам, в ответ бушующему Снейпу, который оказался не в состоянии справиться с собственным факультетом, Дамблдор предложил «позволить детям самим решить свои разногласия», если, конечно, это «не перейдёт допустимые рамки».
Вот так, с негласного благословения директора, слизеринская компания моего друга отрывалась по полной программе. А вот что, собственно, произошло в тот достопамятный вечер…
Когда Пат, разозлённый всем и вся, вскочил во время ужина и бросился в ненавистные любому клаустрофобу подземелья, он и думать не думал ни о каком мятеже. Попинав от души любимое кресло Малфоя, он немного успокоился — и в этот момент в гостиную Слизерина ввалился Джей.
— Не могу там больше сидеть, — признался он моему другу.
— Ха, сидеть! — уныло усмехнулся Пат, — я вот с этими придурками в одной комнате живу.
Джей не успел ответить, что в его комнате тоже полно и не таких идиотов, как в гостиную начали заходить по очереди все остальные члены оппозиции. Когда они все собрались кучкой и молча переглянулись, то, по словам моего друга, замок должен был развалиться от дружно грянувшего гомерического хохота. На быстро собравшемся военном совете было решено не оставить это дело просто так.
— Такого шанса может больше не представиться!
— Мы покажем всему Хогвартсу, что значит быть настоящим слизеринцем!
И под такого вот рода девизами и началась импровизированная забастовка. И основным правилом было… не нарушать правила. Это было отличная психологическая атака, причём буквально на всех. Никакой голодовкой, как все понимают, и не пахло — кухня всегда открыта для тех, кто знает, в какие двери стучаться… Но какой эффект!
Об этом говорили все! Конечно, находились те, кто заявлял:
— Конечно, Снейп ничего не сделает Рэндому. Это же его сын!
Но обычно всегда находились и другие, кто справедливо прерывал:
— Он-то сын, а все оставшееся ему что, двоюродные племянники?
Гермиона была в восторге — всё происходящее соединило в себе две её любви — к справедливости и к соблюдению правил, поэтому ей всё нравилось.
— Конечно, они поддержали тебя, — говорила она Пату, — ты же их лидер!
Мы вчетвером гуляли по знакомым местам у озера, и мой друг от этих слов поперхнулся дымом.
— С ума сошла! Я тебе кто, Веллингтон? В лидеры в жизни не рвался, вот они подтвердят.
Мы с Лу дружно покивали головами. Гермиона стушевалась.
— Я — не лидер. Я как… — задумался Пат, — ну, вот представьте. Кухня. Одна конфорка открыта, и комната постепенно заполняется газом. Если приоткрыть дверь… ну, или окно, газ будет выветриваться. Но если поднести спичку, то — рванёт. Вот я — это спичка.
— Какие метафоры, Пат, — восхитилась Лу, — ты прям поэт!
— Поэт, не поэт — суть объясняет. Настоящий лидер — Дейдра. Это, знаете, не девчонка, а…
Он не нашёл слов и просто показал сжатый кулак.
* * *

Через несколько дней преподаватели просто запретили эльфам кормить бунтовщиков. Бедняги эльфы… Ослушаться приказа они не могли, но не кормить голодных детишек было для них преступлением против человечества. Они заламывали руки и со слезами на своих огромных шаровидных глазах выпроваживали из кухни учеников. Но слизеринцы не были бы настоящими слизеринцами, если бы не нашли ещё лучший выход из положения. Узнав от Пата, что домовики могут аппарировать в Хогвартсе, они стали без зазрения совести пользоваться услугами своих собственных домашних эльфов. Самое весёлое было то, что им самим начинало нравиться собственное положение. И, к чести слизеринских повстанцев, штрейкбрехеров у них не обнаружилось.
Противостояние продолжалось неделю. Вся школа следила только за этим. Даже о матче Равенкло против Хаффлпафа почти забыли. Я уже говорил — развлечений в Хогвартсе явно не хватало, и студенты хватались за любое событие, мало-мальски отвлекающее от монотонной учёбы. Хоть бы художественную самодеятельность организовали, что ли…
В эту неделю в моей жизни самым ярким событием стало то, что я опять подрался с Малфоем. Как обычно, всё началось тихо и мирно — я пошёл в комнату для мальчиков. К стыду своему признаюсь, что начал я первый.
Дело было так — стою себе спокойно, мою руки, а из кабинки выходит Малфой.
— Чёрт, Поттер, от тебя даже здесь покоя нет, — скривился он.
— Я вездесущ, — бросил я, ухмыляясь, — специально за тобой сюда прибежал.
Глядя на его вытягивающееся лицо, я засмеялся. У меня было хорошее настроение.
— Чего это ты без своих дружков? — подивился я, — я думал, ты с ними и в туалет ходишь. Подержать там чего-нибудь…
— Заткнись, Поттер! — окрысился Малфой, явно находящийся не в лучшем расположении духа, — не переноси с больной головы на здоровую. Это ты со своим дружком вечно неразлучен.
— Намёк не по адресу, — добродушно ухмыльнулся я, — ты что, газет не читаешь? Меня все девушки любят.
— Конечно, любят, — раздражённо фыркнул он, — газеты всё чушь!
— Ты-то точно это знаешь, — криво улыбнулся я, — ведь твой папочка платит за эту чушь.
Малфой вздрогнул. А меня вдруг посетила одна мысль, и я развернулся к нему, сложив на груди руки и загородив дорогу.
— Слушай, — притворно удивлённым тоном воскликнул я, — а я всё голову ломаю, чего ты всё до меня докапываешься? Так упорно, что только два варианта напрашиваются — или ты идиот, или ты действительно ко мне неровно дышишь…
Он было открыл рот, что бы ответить, но я его перебил.
— А, может, тебе просто кое-кто предложил провоцировать меня на всякие драки-разборки, что бы портрет героя пресным не казался?
Он побледнел, судорожно сглотнул, и нервно покосился на дверь. Кажется, я попал в десятку.
— Шёл бы ты, Поттер, — процедил Малфой, протягивая руку за палочкой, — ты ведь не Рэндом, за тебя мне Снейп ничего не сделает.
— Как нехорошо, — поцокал я языком, — неужели злишься на Пата, что он обошёл тебя в твоём же излюбленном средстве? Защита от папаши?
— Да плевал я на вас обоих! — в конец обозлился он, и ехидно добавил, — впрочем… с чего это я взял, что Снейп что-нибудь за него сделает? Подумаешь, развлёкся немного в молодости. Ему, наверное, и дела нет до этого ублю…
Договорить он не успел. Всё-таки, к палочке я не успел сильно привыкнуть, поэтому на последнем слове я просто опять врезал ему по роже. Не буду врать и говорить, что я весь из себя такой крутой и побил его — Малфой ответил, и мы даже не сразу вспомнили про магию. Но мужской туалет — это не пустырь, и нас разняли. Малфой, естественно, нажаловался Снейпу, и я получил служебное расследование с Мастером Зелий и МакГоноголл в роли следователей. Впрочем, этот альбинос-наци сам напросился. Сам я и не отпирался, что первый начал свару — и спровоцировал, и ударил. Ну да, такой вот я многогранный.
— Почему вы набросились на Малфоя? — строго вопросила меня наша деканша.
— Он оскорбил моего друга, — спокойно ответил я, и, глянув на Малфоя и Снейпа, добавил, — он назвал его ублюдком.
МакГоноголл вздрогнула от этого слова, но про грубость ничего не сказала, прочитала мне мораль о приличном поведении в Школе Чародейства и Волшебства Хогвартс, и назначила мне четыре дня наказаний. Мило. Хотя оно того стоило — Малфой смотрел на меня волком, а Снейп стоял, угрожающе поджав губы, и где-то в глубине его глаз зажёгся опасный огонёк. Я не знаю, что именно сказал позже декан Слизерина своему студенту, но последний впредь не кидался подобными заявлениями.
* * *

Слизеринская Забастовка или как-её-только-не-называли, закончилась через недёлю. За день до этого Снейп вызвал к себе своего бунтарского сына и спросил:
— И долго ты будешь продолжать это делать? — вкрадчиво поинтересовался он.
— Делать что? — не понял Пат.
— Наказывать меня.
Разговор этот описал мне сам Пат и добавил, что профессор, видимо, очень высокого о себе мнения, раз решил, что всё происходящее относится в первую очередь к нему.
— Вы ошибаетесь, профессор Снейп, — отчеканил мой друг хладнокровным тоном, — данная акция протеста не имеет к нашим с вами родственным связям никакого отношения, а носит чисто политический характер.
— Политический, значит? — я прямо представляю, как он при этом поднимает брови с опасным выражением в глазах, — ну-ну…
И на следующий день преподавательский состав выдвинул свой ультиматум — если новоявленные мятежники продолжат бойкотировать общие трапезы, они в свою очередь начнут бойкотировать их учёбу и перестанут допускать их к занятиям. Делать было нечего — продолжать было просто глупо. Хотя, по словам моего друга, все слизеринцы, принимавшие участие во всём этом балагане, долго ностальгировали по временам их тихого бунта — и до сих пор некоторые вызывают своих домашних эльфов, когда очень кушать хочется.
Я не буду воображать и лгать, будто после этого события слизеринцам распахнули дружеские объятия — но они сумели показать себя с той стороны, с которой их ещё никто не видел — и уважать их стали, могу быть в этом уверен. В конце концов, страсти улеглись, Хаффлпаф неожиданно обыграл Равенкло, Сириус написал, что мисс Скиттер больше нас не побеспокоит, а Ромильда Вейн возобновила осаду неприступной крепости в моём лице. Всё вошло в обычную колею.
* * *

— Гарри, я хочу каникулы.
— Я тоже, но я же не ною.
— Я и не ною. Я просто констатирую этот факт.
Пат, как кот, жмурился на весеннее солнце, а я стоял, скинув мантию и прислонившись к дереву спиной — было тепло. Девчонки были на Рунах.
— Надоело всё, — продолжал разглагольствовать Пат, — хочу домой. В Лондон. В свою комнату. Посмотреть новости по Би-Би-Си. И проснуться оттого, что тётя играет Грига…
— Пат, у тебя всё в порядке? — внимательно посмотрел на него я.
— А? — он отрыл глаза и повернул голову ко мне.
— Всё хорошо, спрашиваю?
— Да, конечно, — фыркнул он.
Но в порядке было не всё. Я бы даже сказал, всё было совсем не в порядке. И дело тут было в одной небезызвестной светловолосой бестии.
Вся проблема их отношений состояла в том, что всё было неясно там, где всё было абсолютно ясно. Непонятно? Вот и отношения у них были такие же.
Я не знаю точно, с каких пор Лу стала нравиться Пату — может, с тех пор, как она зашла в наш класс, а может и позже. Он вообще не очень любит распространяться на эту тему, предоставляя мне и окружающим возможность самим делать выводы. Я же знал их обоих сто лет, и понимал их, наверное, больше всех. Может, кому-то было легче представить Пата вместе с какой-нибудь умной прилежной девочкой вроде Гермионы (хотя глупо называть Гермиону прилежной девочкой — как подумаю иногда, на что она может быть способна ради действительно стоящего дела, волосы дыбом встают. Хотя они у меня и так всегда дыбом). С Лу он отдыхал. Ему было плохо, когда её долго не было рядом. Он тихо бесился, когда вокруг неё вились ухажёры. Она была тем человеком, присутствие которого было необходимо для его душевного спокойствия.
«Неопределённая определённость» их отношений, как говаривала Сью, была заметна всем. Если бы Лу была более сдержана и страдала бы чуть большей скромностью… Но наша подруга в проявлении своих эмоций никогда никого не смущается. Если ей стыдно — она краснеет, если ей смешно — она смеётся, если грустно — слёз своих не стесняется… Это я к тому, что если ей вздумается повиснуть у тебя на шее от переизбытка чувств — она это запросто осуществит без какого-либо стеснения. Многих это смущает, а некоторых даже шокирует. Я-то уже привык к её выходкам, главное — понимать, что это проявление искренней дружбы, и ничего более.
Пату было хуже. Потому что ему нужно было нечто большее, чем искренняя дружба. А с Лу определить, где кончается дружба и начинается нечто большее, было не просто. И в силу особенностей своей натуры он не торопил события. Она, видимо, ждала от него начала боевых действий. И хотя тётя Мэг в своём воображении давно их обручила, поженила и окрестила всех их будущих детей, они продолжали изображать дружбу навеки.
Короче, эта парочка меня достала! Лучше бы Лу здесь не было — мы бы приехали на каникулы, они бы увидели друг друга после долгой разлуки и разом бы поняли, что жить друг без друга не могут. Из-за этого попадало и мне — с завидным постоянством ко мне походил какой-либо страждущий, сражённый чарами вейлы, и спрашивал меня, встречается ли с кем-нибудь моя подруга и может ли он пригласить её на свидание. Почему подходили ко мне, я не в курсе — но я уже начинал себя чувствовать заправским сутенёром.
Хуже всего, что весна брала своё и все будто с ума посходили. Преподаватели каждый божий день распинались об экзаменах, а у студентов в голове только одна любовь. Может, это Дамблдор пустил какие-нибудь секретные чары, поэкспериментировать решил по поводу своей любимой теории? Я чувствовал себя как единственно трезвый человек в абсолютно пьяной компании. То тебя разбирает смех от наблюдения за окружающими, то всё вдруг начинает до такой степени бесить, что хочется рычать.
— О чём это треплется Гермиона с тем амбалом из Равенкло? — спросил Пат, усаживаясь рядом со мной за стол. Я писал сочинение по Травологии.
— Это староста школы, — мрачно ответил я.
— Я знаю, кто это, — пожал плечами он, — я спросил — о чём разговор?
— Я откуда знаю? — возмутился я, — они старосты, какие-то их общие дела!
— Не злись, приятель, — похлопал меня Пат по плечу с хитрой ухмылкой.
— Я не злюсь! — буркнул я.
— Злишься, — утвердительно кивнул головой мой друг, — это называется «ревность».
— Знаешь, иди-ка ты к чёрту со своими предположениями! — вконец обозлился я, — со своими сердечными проблемами сначала разберись, а потом другим начинай советы давать!
— Ты чего? — изумлённо вытаращился на меня Пат.
— Ничего, — пробормотал я.
— Эй, Пат!
Мы оба подняли головы на знакомый спокойный голос — к нам подошла Дейдра и одарила моего друга лёгкой сочувствующей улыбкой.
— Тебя на ковёр.
Лицо Пата медленно скривилось, будто он мужественно и тщательно прожёвывал лимон.
— Срочно? — без какой-либо надежды спросил он.
— Нуууу…, - протянула Дейдра, сморщив лицо, будто не желая сообщать эту новость Пату, — вид у него был… недовольный.
Он закрыл лицо руками, как только она отошла от нашего стола.
— Ещё бы он был доволен, — пробурчал он, — я проигнорировал его приглашение уже два раза!
— Видимо, ты знаешь, зачем он тебя зовёт, раз не идёшь, — хмыкнул я, не поднимая головы.
— Боюсь, ты был прав со своими предположениями, — уныло произнёс Пат, — мне тётка прислала письмо. Говорит, он приходил и говорил с ней по поводу официального признания. И это было даже до выхода статьи.
Я выдохнул, повернул голову и посмотрел на друга. Пат выглядел как человек, изо всех сил желающий в эту самую минуту оказаться где угодно, только не на этом месте. Он скривил губы и ответил на мой молчаливый вопрос:
— Она ему сказала, что я — взрослый и пусть сам меня спрашивает.
— Ты сам-то что думаешь? — тихо спросил я.
— Думаю, что я влип! — зло бросил он, — и не смотри так на меня! — добавил он, — мне плевать, признает он меня официально или нет!
— Пат, чего ты от него хочешь? — серьёзно задал я вопрос, ответ Пата на который давно меня интересовал.
Он очень внимательно посмотрел мне в глаза, и на его лице отразилась то ли горечь, то ли боль.
— Я просто хочу, чтобы он признал это перед самим собой. Мне не нужна другая фамилия, мне нужен отец. Да, он — не подарок, но у меня другого нет! А он смотрит на меня вечно с таким обалдевшим видом, будто сам не понимает, как это у него такое получилось. Будто говорит — «ни фига себе! Я сделал ребёнка! Вот это да!». Я же признал это. Я — подросток, мне семнадцать, Гарри, а ему — тридцать семь — почему я должен идти ему на встречу?
— Иди, и скажи это ему, — хлопнул я его по плечу.
Пат моргнул, лицо его просветлело, и он посмотрел на меня так, будто я только что открыл заново закон сохранения вещества.
— Пойду — и скажу! — храбро заявил он, и, подхватив сумку, отчалил в сторону подземелий.
— Только не сразу в лоб! — крикнул я ему вдогонку, но, сомневаюсь, что он меня слышал. Зато услышала мадам Пинс.
— Что за безобразие! — зашипела она, возмутившись, — что вы себе позволяете?! Это же библиотека!
— Да молчу я, молчу, — досадливо пробормотал я, снова уткнувшись в своё сочинение. Но мысль уже не шла. Вернее, мысль пошла по другой колее — что мне делать с притязаниями на моё внимание со стороны мисс Вейн. Смех смехом, а делать что-то было надо. Во-первых — достало, а во-вторых — кто знает, чего она ещё выкинет. Джинни мне недавно сказала, что снова столкнулась с её бандой в туалете (школьные туалеты — это целая жизнь…), и та хвасталась перед своими подружками, что дело буквально на мази… Не знаю, то ли у неё навязчивая идея, то ли на меня поспорили — но теперь я в действительности ощутил на себе всю силу гриффиндорского упрямства.
— А куда убежал Пат? — спросила разрумянившаяся Гермиона, занимая то же стул, на котором тот сидел. Её лицо выражало странное смущение, как будто ей было неловко за что-то передо мной.
Не думайте, что я не желаю своей подруге счастья, но если и Гермиона пропадёт для мира в этом любовном сумасшествии, то я точно свихнусь.
— Воевать со своим отцом, — кисло ответил я.
— Оу, — понимающе протянула она, заправив выбившуюся прядь за ухо, — а где Лу?
— Она с Луной обсуждает какие-то потусторонние вопросы. Они нашли друг друга.
Гермиона немного помолчала, раскладывая письменные принадлежности на столе, а потом заявила:
— Они ведут себя как полные идиоты, ты так не думаешь?
Я фыркнул в знак согласия.
— Эта парочка мне уже осточертела.
— Такая глупость, — поражённо произнесла Гермиона, — строить из себя просто друзей, когда всем, и в первую очередь, им самим, ясно, что это не так!
— Вот уж точно! — согласился я, и повернул к ней голову. На несколько мгновений мы как-то уж слишком пристально посмотрели друг другу в глаза, а потом каждый вернулся к своей работе. Внутри у меня засело странное чувство, что сейчас что-то произошло, но что именно — понять я не мог.
— А ты знаешь, что вы с Патом будете сдавать экзамены как все, вместе с шестым курсом? — бодрым тоном спросила Гермиона.
— Да, мне говорила МакГоноголл.
Это была уже не новость — декан объяснила мне, что обещанных СОВ мы не получим, а будем сдаваться как все нормальные шестикурсники. Но от результатов будет зависеть многое — вот не получу я, например, высший балл по Зельям, то и не пойду на седьмом курсе к Снейпу. Собственно, я и не получу. Собственно, он меня и не ждёт.
— В эту субботу будет пробный зачёт по аппарации, — сообщила ещё одну новость Гермиона.
— Правда? — удивился я.
Разговор совсем не клеился. Сочинение не писалось. Настроение было препаршивое. Для полного комплекта не хватало, чтобы ещё и шрам заболел и Волдеморт бы мне протелефонировал через ментальную связь своё веское «I’ll be back».
— Привет, а где Пат?
Я поднял глаза на подошедшую Лу, сжимающую в руках свежий номер «Придиры», и глубоко вздохнул.
— Гарри, ты стал очень раздражителен в последнее время, — тут же уловив моё настроение, добавила она, — тебе надо больше бывать на свежем воздухе.
— Я и бываю. У меня тренировки через день. Свежего воздуха — захлебнуться можно, — сдержанно ответил я, и добавил, — Пат у Снейпа.
— Аааа… — понимающе протянула Лу, и начала обсуждать с Гермионой статьи в «Придире», отвлекая её тем самым от работы и бросая изредка на меня какие-то изучающие, и кажется, довольные, взгляды.
Мои же мысли умчались в совсем другую сторону — в сторону анимагии. Последнее время наши опыты меня больше расстраивали, чем радовали. Пату удалось продвинуться дальше — может быть, потому, что ему надо было превращаться в существо намного меньшего размера, чем конь — недавно ему удалось покрыть себя тёмно-бурыми перьями. С этого у меня случился приступ неконтролируемого хохота, а сам Пат несколько минут носился по Комнате, размахивая руками и хохоча в голос. У меня никаких особых продвижений не было, если не считать замечание моего друга, что я стал фыркать, как лошадь. Продолжал я больше из чистого упрямства, хотя было досадно, что ничего не получалось.
— Гарри, ты ничего не пишешь, — заметила Гермиона, вырывая меня из задумчивости.
— Замечтался, — признался я.
— О ком это? — игриво улыбнулась Лу.
— О копытах, гриве и хвосте! — хмыкнул я и начал складывать своё недописанное сочинение, — всё, я больше ничего не могу.
Я думал, они останутся, но ошибся. Девчонки поднялись вместе со мной, и я мысленно представил себя с этим постоянным конвоем, состоящим из Лу и Гермионы — прямо таки султан с гаремом. Я усмехнулся.
— Ты чего? — заинтересовалась Гермиона.
— Размышляю о жизни земной и волшебной.
— Гарри, ты действительно стал очень раздражителен в последнее время, — взяла очень серьёзный и озабоченный тон Гермиона, — ты уверен, что это твои эмоции?
— Удобно было бы списать всё на Волдеморта, — поняв, к чему она клонит, ответил я, — но это не так.
Мы как раз проходили мимо наблюдательного поста мадам Пинс, когда произошла кульминация и развязка душевных терзаний двух моих лучших друзей. Всё произошло так внезапно и неожиданно, что я и сам в это ещё до конца не поверил.
Как я уже сказал, мы проходили мимо библиотекарши, и задержались на пару секунд, потому что Гермионе понадобилось полюбопытствовать у неё по поводу поступления новых книг в библиотеку Хогвартса. В голове моей пронеслась мысль, что все те, что в наличии, она уже прочитала.
И тут в дверях появился Пат. И для этого его появления эта короткая фраза слишком мало говорит. Вид его был настолько решителен, его некрасивое, резко очерченное лицо было в тот момент действительно красивым, а глаза будто светилось изнутри каким-то то ли знанием, то ли пониманием чего-то такого, что было недоступно ему долгое, долгое время, и теперь наконец-то открылось ему во всей своей красе. Это был наивысший момент патовского вдохновения.
Он, кажется, не заметил не меня, не Гермиону, не ещё кого-либо из присутствующих. Пат шагнул к Лу и схватил её за плечи.
— Пат, ты болен? — успела немного испуганно пролепетать она.
— Нет, я влюблен! — гордо и громко заявил он и поцеловал её совсем не по-дружески.
— Да как… да что… да что же это такое?! — наконец вопросила мадам Пинс, когда перестала изображать из себя выброшенную на сушу рыбу, открывая и закрывая рот перед творящимся перед ней действом, — прекратите сейчас же! Это же библиотека! Что вы себе позволяете?!

Предыдущая главаСледующая глава