Глава 1

Ночь – странная штука. Она приходит к тем, кому нужно хорошенько подумать, но страшно не любит усталых и сонных. Она их просто игнорирует. Они не застают ее – она либо только что ушла, либо скоро придет.
Как и всякое разумное существо, Ночь склонна преувеличивать смысл своего существования. Она считает, что ее предназначение – приходить к людям романтическим и помогать им решать свои проблемы. Когда она понимает, что большинство людей используют ее для сна или же для занятий любовью, она рыдает подобно брошенной девушке, стучится в окно каплями дождя и устраивает истерики раскатами грома. А потом успокаивается и забывает. Ночь отходчива. Обидевшись на вас вчера, уже сегодня она может вести с вами долгие задушевные беседы.
Ночью думать значительно легче, чем днем, поэтому Гарри спал преимущественно ночью, либо не спал вообще. Они с Роном ночью молча сидели у окна, глядя на небо и вслушиваясь в каждый шорох. Утром принесут «Ежедневный Пророк», но и там не будет ничего нового, разве что новые убийства знакомых людей. Гермиона беспокойно спала на кровати, то и дело переворачиваясь с боку на бок.
Странным было это лето. Вспомнить хотя бы лица Дурслей, когда Гарри, Рон и Гермиона подошли к ним на вокзале Кингз-Кросс и заявили, что останутся здесь до совершеннолетия Гарри. Дурслям нечего было возразить, особенно после того, как через пару дней Рон случайно подорвал микроволновую печь и с облегчением сообщил, что уж теперь-то, после совершеннолетия, магию он может использовать совершенно свободно. У Министерства, кстати, было столько забот, что в спешке и занятости они совершенно забыли о нарушенным Статусе о Секретности.
Разумеется, ни о каких отдельных комнатах не могло быть и речи, так что приходилось довольствоваться спальней Гарри. Спали по очереди: нужно было обеспечить полную безопасность, а Гарри совсем не был уверен, что Волдеморт не решится наведаться в Литтл-Уингинг.
Ночь была спасением и погибелью одновременно. Первое время Рон пытался бессмысленными разговорами отвлечь Гарри от мыслей о погибшем Дамблдоре и уехавшей в «Нору» Джинни, которая прекрасно понимала обязательность расставания, но не хотела мириться. Никто не хотел. Рон говорил, говорил, а потом внезапно замолкал и отворачивался, угрюмо рассматривая опостылевшие одинаковые дома, любезно прикрытые темной накидкой ночи.
Гарри не хотел думать о том, что будет дальше. Смерть Дамблдора навалилась на спину, вынуждала что-то делать, и Гарри был рад, что пока что действовать приходилось не ему. Он старательно списывал борьбу с Волдемортом на мифического спасителя, хотя в глубине души прекрасно понимал, что его не существует.
Гермиона вдруг вскрикнула и села на кровати, тяжело дыша.
-Что случилось? – вздрогнув, спросил Рон.
-Мне приснилось… в общем, вы умерли, - она устало закрыла глаза и прислонилась к стене. Гарри вяло порадовался, что она не знает, сколько раз это снилось ему.
-Вы опять курите, - укоризненно произнесла подруга, заметив два тлеющих огонька в полумраке. – Я же просила…
Рон встал и приоткрыл окно.
-Ничего нового? – спросила Гермиона вполголоса.
-Нет.
Она встала с кровати, замотавшись в простыню, и села между Гарри и Роном, уже не обращая внимания на дым. Привыкла…
Тяжелый вздох и долгое молчаливое ожидание. Непонятно чего и непонятно зачем….

* * *

Утром пришли письма. От миссис Уизли, изо дня в день спрашивающей, все ли у них хорошо (бессмысленный вопрос…). От родителей Гермионы, совиная почта которым была не совсем по нутру, но другого способа связи с дочерью они не видели. От Джинни – как всегда, три пустых пергамента и ни слова. Жизнь не менялась.
Позже пришло еще одно письмо. Гарри пришлось наврать друзьям, что это еще одно от Джинни, хотя автором был Римус Люпин. Гарри заперся в ванной и прочитал письмо, наверное, на три миллиона раз. Автоматически. В душу снова закралась выжженная пустота.

Здравствуй, Гарри.
Прошла всего неделя, а мне кажется, что вся жизнь. Столько всего навалилось. Полагаю, и на тебя тоже. Ты же знаешь, Орден осиротел после смерти Альбуса Дамблдора. Пришлось взять все на себя. Я никогда не задумывался, что такое руководить Орденом. Не понимаю, как он со всем справлялся…
Я знаю, ты скучаешь по новостям. Поэтому и пишу все это. Если я не ошибаюсь, вы с Роном и Гермионой пробудете там до августа. Не совсем понимаю, что ты намерен делать потом. Хотя, возможно, это и не мое дело. Извести меня о своем решении. Не волнуйся, я позаботился о безопасности этого письма, поэтому могу позволить себе говорить откровенно. Дай мне знать, если вы захотите присоединиться к Ордену. Я не буду винить вас, если откажетесь. В конце концов, это ваше личное дело. Должен сказать, нам вас не хватает. Мы всегда будем вам рады.
Да, конечно, сражения идут. Война продолжается. Только в газетах об этом не пишут. Скримджер не велит. Не хочет придавать огласке свои неудачи. Чем-то он похож на Фаджа. Слишком много бестолковых действий, слишком много суеты.
Мы потеряли Гестию Джонс. Кажется, ты почти не знал ее. Нам всем так трудно пережить эту смерть, которая ничего не решила. Ее убили Пожиратели Смерти. Она умерла так, как всегда и хотела – унесла с собой в могилу своего убийцу, Малсибера.
Я не хочу ничего держать от тебя в тайне. Ты же уже почти взрослый человек. Надеюсь, что ты это осознаешь.
И еще. Украден маховик времени. Он был последним. Несколько дней назад мы обнаружили его в штаб-квартире, а вчера он исчез. Испарился. Система охраны сбоя не давала. Завтра мы меняем штаб.
Удачи, Гарри. Привет Рону и Гермионе.

Римус Люпин.

Люпин ошибался. Гарри прекрасно помнил Гестию Джонс. Розовощекую, черноволосую, с вечной немного усталой улыбкой и смеющимися глазами. Еще одна смерть. Ничего не решившая, никому не нужная. Как долго это еще будет продолжаться? Сколько уже можно? Ты меня слышишь, нет?!
Спокойно. Нужно привести мысли в порядок. Рону и Гермионе ничего не говорить. Незачем.
…Хуже всего то, что маховик исчез. Мерлин! Если он окажется в руках Волдеморта, то все покатится к чертям. Он вернется в прошлое и все изменит. Резко, быстро, так, что мы все вдруг перестанем существовать, или долго, мучительно, выжимая из нас литры крови по капле.
Ни слова Рону и Гермионе. Они ничего не изменят, нечего и расстраивать.
Мир сошел с ума.
…Гарри вышел из ванной, когда привел взгляд и мысли в порядок. Гермиона читала «Ежедневный Пророк», прислонившись к спине Рона. Рон курил, естественно. Весь коридор пропах сигаретным дымом, но Дурсли и слова не смели сказать, хотя временами Гарри замечал, как болезненно морщится тетя Петуния, учуяв запах табака, и как замирает истуканом, когда попадает в поле зрения Гарри или Рона.
-Вчера никого не убили, - сообщила Гермиона, пробежавшись глазами по заголовкам.
-Ложь, конечно, - лениво ответил Рон. – Просто Скримджер не хочет, чтобы об этом знали.
Гарри промолчал.
-Я так и не поняла, что ты будешь делать со всем этим, - Гермиона отложила в сторону газету и вперила в него требовательный взгляд.
-Я и сам не понял, - уклончиво ответил Гарри.
-Значит, в долину Годрика? – спросил Рон.
-Скорее всего, - ему так не хотелось об этом говорить…
Неизвестность не давала покоя, терзала и ставила в зависимость. Нагло сидела на ковре и ухмылялась в лицо, прекрасно осознавая, что выгнать ее у них в ближайшее время никак не получится. У них не было сил сопротивляться ей. Они терпели, когда она, улыбаясь, рвала свежие газеты, терпели, когда она ходила за ними по пятам и тяжело дышала в спину, терпели, когда она закатывала скандалы от скуки или же истерически хохотала холодным злым смехом. Спасения от нее не было. Полное отсутствие информации, безумные догадки и ужасная мертвая тишина.
-Эй, Гарри, ты чего скис? – спросил Рон.
Гарри вяло улыбнулся.
-Пойдемте, хоть пройдемся, что ли, - предложила Гермиона. – Нельзя же все время сидеть в четырех стенах.
Гарри был не против того, чтобы «все время сидеть в четырех стенах», но прогуляться стоило хотя бы ради того, чтобы убедиться в безопасности района. Гермионе он этого говорить не стал.
День был хмурый. Недружелюбный какой-то.
-Пойдемте в парк.
Парк казался вымершим. Сломанные качели, сырая трава, уставшие искривленные деревья. Рон проворно стянул с себя свитер и обмотал им замерзшую Гермиону.
-Спасибо, - пробормотала та и задумчиво протянула: - Это лето слишком холодное….
Гарри знал, что сейчас она снова задаст свой извечный вопрос: «Что делать?», но не знал, как на него ответить. В очередной раз.
Но она не стала ничего спрашивать. Видимо, прекрасно понимала, что ему нечего ответить. Села на покосившуюся лавку и, печально глядя на землю, спросила:
-Вы не передумали насчет седьмого курса?
-Нет, - одновременно сказали Гарри и Рон.
-Жаль.
-Ничего не жаль, Гермиона, - отрезал Гарри. – Все катится к чертям. Нужно что-то делать, а не прозябать в Хогвартсе.
-А что, что мы будем делать?
Ну вот, опять.
-Что ты хочешь от меня услышать? Подробный отчет с именами и датами?
-Было бы неплохо!
-Я не меньше твоего хочу начать действовать, и ты это прекрасно знаешь. Меня тоже достала эта чертова неопределенность! Я тоже хочу во всем разобраться.
-У меня создается впечатление, что ты плевать хотел на все и на всех, включая себя самого.
-Так в чем же ты меня обвиняешь? В отсутствии плана действий и какой-либо информации? По-твоему, я в этом виноват? А может быть, ты винишь меня в том, что из-за моих геройских замашек тебе пришлось бросить школу? Хогвартс – не только твой второй дом, для меня он и первый, и второй, и третий. Не хочешь, не можешь – иди! Иди, разве тебя здесь держат?
-Хватит ругаться, что вы как дети, - с досадой прервал его Рон. – Только ищете повод для скандала.
Гарри отвел глаза. Пару минут они с Гермионой молча смотрели в землю, а потом Гарри сказал:
-Ты уж меня прости, Гермиона. Я в последнее время сам не свой.
-Это ты меня прости. Давлю на больные мозоли.
-Да что уж там, дави. Пора привыкать.
Хрупкое равновесие было восстановлено. Вновь повисла тишина, нарушаемая шуршанием веток и свистом ветра.
-Гермиона, ты написала письмо Хагриду? – спросил Рон.
-Еще нет.
-Он волнуется.
-Ну так возьми пергамент и напиши сам.
-Ты же знаешь, я не мастер по части написания писем.
-А я вроде как мастер?
-Во всяком случае, письма Краму ты писала высокохудожественные, - ехидно заметил Рон.
-Давай забудем про Виктора, хорошо? – раздраженно спросила Гермиона.
«Пожалуй, мы и в самом деле слишком часто ссоримся», - подумал про себя Гарри и отошел в сторону. Прошел мимо аккуратно подстриженных густых кустов, обошел пару кривых деревьев, ни о чем не думая. Сел на лавку. Голоса Рона и Гермионы стихли. Гарри ушел, чтобы не мешать. Если они стеснялись его, а не себя самих.
Воздуха было мало. У Гарри было ощущение, что на всех не хватит. «А всех и не останется», - мелькнула в голове злобная мысль. Мелькнула и затухла. Как спичка.
Гарри опустил взгляд и вдруг увидел на траве чужую волшебную палочку. Мозги закипели.
Гарри взял палочку в руки. Длинная, вытянутая, не без изящества. Вишня, скорее всего. Но непрочная. Чуть надави – сломается. У кого-то он видел такую. Явно не у Рона или Гермионы. У кого же?
И откуда?..
В эту секунду он услышал вскрик Гермионы.
Гарри вскочил с давки. Огляделся. Парк был пуст, лишь по кустам пробежала тень.
Гарри пулей проскочил мимо кривых деревьев, обогнул подстриженные кусты и замер, как вкопанный. Рядом с ним стояла Гермиона, а чуть поодаль – Рон, направивший палочку на… Малфоя?..