Глава 14. У Сириуса

– В общем, у маглов тоже. В смысле, тоже… и то же. Прячешь в рукаве, – говорил Сириус. – И сюда тоже накапай, будь другом. То же.
Джеймс взял бутылку, примерился. Поставил обратно. Взял палочку. Примерился…
– Ой, не надо, не надо, – забормотал Люпин, перегибаясь через стол. – Ты сейчас опрокинешь, Джимми. – Давай я накапаю.
На скатерти появилась дорожка из частых малиновых капель, а вокруг бокала Сириуса образовалась лужа.
– Принцип тот же, ты улавливаешь?.. – говорил между тем Сириус, обращаясь к скатерти.
У него за спиной вдоль стены ходил Кикимер и возил шваброй по полу.
– Давай начистоту. Ты где прятал? – с некоторым трудом Сириус перевёл взгляд сначала на бутылку, потом на Люпина.
Люпин достал палочку, помотал ею над испорченной скатертью и добился того, что пятна красного вина превратились в пятна жирной губной помады алого цвета. Он хотел ещё поправить дело, но Сириус умудрился перехватить его руку с первого раза.
Люпин был пятнисто-красен и отдувался, как клерк после утренней пробежки.
– Прошу заметить, – сказал он, фокусируя взгляд на переносице Сириуса, – что я никогда не жульничал.
И медленно пополз по стулу назад, отодвигаясь и задевая пуговицами рубашки лежащие на столе приборы.
– Никто вообще не жульничал, ты что, – проникновенно сказал Сириус очень ясным голосом. – Хвост ловчил, остальные мухлевали. Это ясно как день рождения.
– Протестую, – сказал Джеймс.
Они сидели на кухне в лондонском доме Сириуса за длинным обеденным столом: Джеймс во главе, спиной к камину и ко входу в помещение, Сириус справа от него, Люпин слева. Стол был заставлен тарелками, кастрюлями, бутылками и множеством разнокалиберных рюмок. Часть посуды была разбита.
– В Министерстве протестуй, – заметил Сириус всё тем же ясным голосом и попытался отвести взгляд от Люпина, чтобы увидеть Джеймса. – В Визгамотине… В Визенгамоте своём. Если тебя пустят. Ты в стельку.
– Я, – гордо сообщил Джеймс, – был такой, когда аисты принесли мне Гарри в люльке. Гарри – в люльке. В люльке! Мать моя, как невероятно я был тогда как сейчас!.. Это непередаваемо, знаешь… Я вошёл в лифт фактически по мозолям сослуживцев, даже земли не коснулся! Это было феерично! Эрни МакМиллан, добр-рый человек, наколдовал мне жабры на пояснице и второй мочевой пузырик. И я три часа просидел на тупейшем заседании отдела, и ни одна ско… ни одна! – не пронюхала, какой я был!
Сириус махнул рукой.
– Но ты мухлевал, – сказал он.
– Да нет, – Джеймс был благодушен. – Я подзуживал. Надо же было и Римусу дать шанс. Римус, ты был просто как кристалл, – все видели тебя насквозь, – тут Джеймс протянул руку и покрутил пальцем в боку у Люпина, словно ключом в замке. – И ты ни разу не выиграл, побей меня Мерлин!
Люпин облокотился на стол.
– Я выиграл четыре раза, – сказал он пафосно. – На Рождество на четвёртом курсе, на Новый год на пятом, потом на Пасху на пятом и перед летними каникулами на шестом. Четыре!
– Пф!.. – Джеймс засмеялся. – Округлить если… Если мы непрерывно с третьего по шестой, это три года, и каждый год за исключением каникул – раз по двести, так это одних только сессий шестьсот штук будет! А сколько конов!.. И ты выиграл – страшно сказать – четыре!..
– Не сбивайте меня, – сказал Сириус. – Где ты прятал? – и вперил в Люпина ясный взгляд; глаза его блестели.
– Да нигде! – Люпин против обычного начал терять терпение. – Нигде!
– Нигде, – подтвердил Джеймс. – Я ж всю его подноготную знаю. Где он мог?
– А ты где? – Сириус наконец справился с собой и развернулся к Джеймсу всем корпусом, вместе со стулом.
Джеймс довольно захихикал.
– Я видел такой смех, – сказал Сириус, качнувшись в сторону Джеймса.
Стоявший перед ним бокал опасно накренился и упал на скатерть, выплеснув содержимое. Кикимер оставил свою швабру, незаметно подлез под ноги Сириусу и остановился у самого края стола. Там он запрокинул голову, открыл рот пошире и высунул язык.
В семействе Блэков было два любителя заложить за ворот, но о втором никто не знал.
– А-а-а! – и Джеймс погрозил Сириусу пальцем. – Да, и она причастна, старая развратница!
– Погодите, фестралы, – сказал Люпин. – Вы что, у Жирной Дамы прятали?! Вот негодяи! Сириус, и ты?!
Сириус замахал руками.
– «И ты, Брут?!» Не приписывай мне свойств, которыми я не обладаю, – сказал он, оборачиваясь к Люпину, чтобы подмигнуть ему, и локтем опрокинул бутылку.
Кикимер под столом раскрыл пасть шире.
– Я прятал у Дамблдора, – сказал Сириус веско.
Джеймс опять поднял руку, подумал, и единым жестом смахнул с лица очки и выступивший пот. Очки повисли на одной дужке, зацепившись за воротник его мантии.
– Протестую, – заявил он. – Когда мы переступили порог этого порочного гнездилища, мы поклялись говорить только правду.
– А я, – сказал Сириус ласково, – говорю тебе только правду.
И начал методично отстукивать ритм правой ногой, словно хотел загипнотизировать Джеймса. Грубая подкованная подошва раз за разом опускалась на лапу Кикимера. Кикимер не мог оставить свой алкогольный пост. С каждым гипнотическим ударом сириусова башмака на глаза ему наворачивалась гигантская слезинка и стекала в ухо. Кикимер стоял насмерть. Его широко открытый рот принимал всё, что выливалось из бутылки, а горло периодически сжималось в беззвучном крике.
Сириус ничего не замечал.
– Вот гляди, – говорил он. – Вот моя рука. Ты видишь, что она двоится. Это правда. Только я говорю тебе правду, Поттер…
– Но я не понял всё-таки про Дамблдора… – сказал Люпин.
– Объясняю, – Сириус вернулся к теме на удивление легко, словно только этого и ждал. – Весь третий курс я прятал у Дамблдора, и примерно каждый четвёртый раз – у Флитвика. На пятом курсе один или два раза у МакГонагал, потом только у Флитвика. А, нет, ещё целый месяц у Хагрида.
– О! У МакГонагал я тоже один или два раза! – воскликнул ободрённый Джеймс и стал искать очки, чтобы протереть их.
– А это не тот раз, когда у вас целый день выпадал один результат? – спросил Люпин и стал прибирать стол перед собой.
– Похоже, – сказал Сириус без удовольствия. – Если бы я знал, что ты тоже у неё прячешь, я бы с тобой разобрался по-свойски.
Эту реплику Джеймс проигнорировал.
– Допустим, у Хагрида да, – сказал он. – И даже у Флитвика. Но Дамблдор! Это тянет на мошенничество, а никак не на мухлёж, пёс твою мать.
– Ты у МакГонагал где? – теперь была очередь Сириуса игнорировать.
Джеймс демонстративно задрал подбородок.
– Да ладно, тут все свои, – заверил Сириус. – Кикимер, ты где, поганка? Немедленно закрой уши и не слушай. Тут только большие мальчики могут слушать, да, Римус?
Пятнисто-красный Люпин делал уборку на столе.
– У МакГонагал я в рукаве, – сказал Джеймс.
– Серьёзно? – Сириус был поражён. – Боже, банальщина какая! Я не ожидал от тебя, дружок. Даже Хвост никогда не прятал в рукаве – ни у Пиннс, ни у Помфри.
– А ты у неё где? – спросил Джеймс, сразу набычившись.
– В сумочке, – ответил Сириус.
– Когда это ты успевал в сумочке? – ядовито спросил Джеймс.
– А когда она ходила в Хогсмит за перьями, – гордо ответил Сириус.
– Ах, перья, – сказал Джеймс. – А у Дамблдора что, лакричные леденцы?
– Бывало, и леденцы, – согласился Сириус. – Но чаще бывало, что взыскания.
Джеймс замер.
– Только не говори, что ты у него в кабинете… – начал он и тут же остановился. – Чёрт возьми! Как я сам не догадался, идиот?! И где ты у него?
– В парадной мантии и в купальном халате, – сказал Сириус.
– Чёрт бы тебя побрал, Псина, – Джеймс взлохматил волосы и чуть не сбросил зацепившиеся очки на пол. – А у Флитвика ты где?
Сириус усмехнулся и качнулся в сторону.
– В заднем кармане штанов, ясно же. А у Хагрида в толстовке и вз… в зим-нем плаще.
– Но я хотел бы пояснений относительно Жирной Тётки, – пробормотал Люпин, старательно втирая в скатерть масло, чтобы блестела.
– О да, – тут к Джеймсу как по волшебству вернулось хорошее настроение. – У меня была кисточка, на трансфигурации стянул. Я ею раскрашивал оригинал и потом сразу же его рисовал на Жирной Тётке. Прямо на самом жирном её месте. Всё равно ночью она спит.
– Она же лицом сидит, даже если спит, – не понял Сириус.
– Ну вот между лицом и диафрагмой в самое жирное место и рисовал, прямо в вырез. Всё точно входило.
Люпин, пятнисто-красный невероятно красным цветом, оставил скатерть в покое, опустил глаза и сделал вид, что его здесь нет.
Сириус посмотрел на него и сказал:
– Да ладно, Римус. Она же не девочка была. И так к ней каждую неделю какой-нибудь хмырь с соседнего этажа лазил, что я, не знаю, что ли… Успокойся. Попей там чего-нибудь. Кикимер, где ты, паскуда? Налей там Римусу на два пальца. Слышишь, нет?
Кикимер вылез из-под стола и в обход, вдоль стены, пошёл на сторону Люпина. Одну лапу он заметно подволакивал и для равновесия опирался на стену. Отдавленная лапа позволяла скрыть опьянение. Возле камина его повело, но он кое-как удержал вертикальное положение, добрался до буфета и вынул оттуда новую бутылку.
– А Хвост, – сказал в это время Сириус, – прятал у Нюниуса! А Нюниус, скотина, – единственный в Британии чёрный маг, верящий в чудеса: каждую неделю он перекапывал все свои пожитки – и каждый раз находил! Ты представляешь, как он верил в Мерлина?!.
Джеймс захохотал и хохотал до тех пор, пока Кикимер, обслужив Люпина и возвращаясь на алкогольный пост, как бы невзначай не задел его бутылкой по лодыжке.
После этого в кухне на некоторое время воцарилась тишина.
Речь, конечно же, шла о карточных играх, и даже не совсем об играх, а о способах выиграть в них. И, как верно заметил Сириус, у маглов тоже это было: маглы мошенничали. Или, правильнее будет сказать, мошенничали все без исключения любители карточных игр, неважно, какому из миров они принадлежали. Основное различие лежало в другой плоскости: мошенничество маглов и в сравнение не шло с мошенничеством волшебного сообщества.
Магловский карточный шулер, как известно, считает карты, иногда с помощью компьютера, крапит их, играет в компании подсадных и просто прячет карты в рукаве.
У волшебников всё сложнее и в то же время интереснее. Играют они исключительно на интерес, прятать тузы «в рукаве» считается у них нормой, а умение заранее вычислять, где находится «рукав» противника, чтобы избавиться от спрятанного ещё до начала игры, отличает мастеров от дилетантов. Дилетанты обычно просто ограничиваются попытками угадать, какого достоинства карта спрятана и будет в критический момент выложена на стол.
Механизм, который позволяет убрать карты «в рукав», прост и логичен, однако требует от волшебника такой же, если не большей, сноровки, какой требуют карточные манипуляции от магловского шулера. Волшебник должен поместить карту, которую хочет позднее ввести в игру (как правило это не одна карта, а несколько – старшие карты всех мастей из колоды, идентичной той, которой будет вестись игра), в личное пространство другого человека. Проще говоря, засунуть её ему в карман или в любые его личные вещи. Чем ближе в момент игры карта будет к своему временному владельцу, тем легче игрок сможет её извлечь с помощью небольшого заклинания, когда этого потребует игровая ситуация. Основное правило здесь: временный владелец ничего не должен знать о своей роли и о том, что у него находятся карты. Некоторые шутники из маститых игроков размещают карты в карманах и вещах своих партнёров или соперников по игре, но негласно этот приём осуждается как особо циничный и не отвечающий благородному духу игры.
Второе правило, не менее важное: временному владельцу необходимо оплачивать услугу. Для этого вместе с картой в его собственность переходит определённая сумма денег. Каждая карта оплачивается отдельно. Кнат позволяет пользоваться одной спрятанной картой в течение часа: если ты опускаешь в карман временного владельца монету в один кнат, через час ты уже не сможешь играть спрятанной у него картой – оплаченное время вышло. Сикль позволяет играть картой в течение недели, галлеон – в течение месяца. Однако временный владелец не должен знать не только о спрятанных у него картах, но также не должен обнаружить подброшенные ему деньги. Не очень честные, а порой и просто жадные картёжники по окончании игры забирают и спрятанные карты, и деньги у ничего не подозревающего временного владельца – наказания за это быть не может. Однако тот же негласный кодекс чести осуждает такое поведение. Бывают же и ситуации, когда временный владелец сам обнаруживает у себя либо карты, либо деньги, либо то и другое. Обнаруженные карты исчезают буквально на глазах, и отследить, кто использовал человека в качестве временного владельца, невозможно. Обнаруженные же деньги не пропадают никуда, но если их потратить или просто присоединить к своим собственным, например, переложить в кошелёк, оплата считается погашенной независимо от того, сыграла ли карта и вышел ли срок (час, неделя, месяц). Понятно, что в любом из этих случаев игрок уже не может пользоваться спрятанной картой. Вызвать же её в игру, когда всё в порядке, очень просто – достаточно в нужный момент просто назвать её вслух, мысленно её себе представляя. Для того, чтобы не было понятно, какая карта действительно находится у игрока, а какая спрятана «в рукаве», традиция предписывает все карты называть вслух прежде, чем они будут выложены на стол.
В кухне довольно долго царила тишина. Потом Люпин спросил, обеими руками потирая виски:
– Но ради Бога, Сириус, что это за дрянь такую мы достали?
Все трое посмотрели на стоящую на столе в самом в центре безобразия высокую бутылку с какой-то синей жидкостью внутри.
– Чего теперь-то вопрошать? – ответил Сириус, отодвинул от себя тарелку и лёг щекой на скатерть. – Надо уйти отсюда. Надо прилечь. Только Джимми, заклинаю тебя не заклинать наши бренные тела никакими Локомоторами – я не хочу провести остаток дней не просто сквибом, а сквибом с моторчиком в заднице.
– Да, Сириус прав, – согласился Люпин так серьёзно, будто они обсуждали математическую задачу на международном симпозиуме; эта серьёзность никак не вязалась с цветом его лица и торчащими во все стороны волосами. – Заклятия, произнесённые в состоянии наркотического или алкогольного опьянения, гораздо хуже любых миксов, которые только могут соорудить волшебники, действуя сообща.
– Кикимер. Слышишь меня, мерзавец? – спросил Сириус, не отрывая головы от скатерти. – Организуй нам доставку в гостиную.
Кикимер под столом завертел пальцами, но вместо щелчков у него получались дули и разные неприличные фигуры. Наконец он собрался с силами. Щелчок сопровождал маленький фейерверк разноцветных искр.
Будь Сириус в ясном сознании, он ни за что не позволил бы Кикимеру колдовать подшофе. Однако с приказом хозяина эльф управился на удивление хорошо. То, что Кикимер ошибся на пару-тройку метров, можно было спокойно отнести за счёт допустимой статистической погрешности.

Покинувшая Хогсмит компания Блэк – Люпин – Поттер материализовалась в простенке между номером 12 и номером 14 на улице Гриммо с громким хлопком и чудным плеском. Хлопок как обычно сопровождал процесс трансгрессии, а вот плеск полностью был на совести здоровенной лужи, едва затянутой корочкой льда.
– Вот дрянь! – Джеймс выскочил на грязный снег и стал осматривать ботинки. – Новые купил, неоколдованные! В магазине сказали – пока не околдовывай, так разноси, а то они к тебе привяжутся, как собаки, даже выбросить не сможешь. И я, дурак, послушался. Зато сейчас они искупались, я их просушу – и будут они как дедушкины: в самый раз для походов в ветеранскую комиссию за пособием по нищете. Красота! – и он сплюнул.
– Кто ж знал, что тут эта лужа? – сказал Сириус. – Я тут последний раз был три месяца назад.
– Да ладно, – махнул рукой Джеймс. – Сам же знаешь, что трансгрессия соломку не подстилает, куда грохнешься, туда тебе и дорога.
– А почему она не замёрзла вся, только сверху? – Люпин, не выходя на сушу, наклонился и пристально посмотрел на осколки тонкого льда.
– Там какая-то отопительная система проходит близко к поверхности, – сказал Сириус и шагнул вслед за Джеймсом на относительно сухое место. – Тут же маглы кругом, отстроили под себя.
– Будет неплохо, если мы эту лужу осушим или выморозим, – сказал Люпин и направил палочку себе под ноги.
– Э, подожди, не надо! – воскликнул Сириус. – У нас тут разная местная гопота часто собирается вечерами. Пока тут эта лужа, может хотя бы одну стену мне не испишут своими тупыми лозунгами.
Люпин и Джеймс как по команде подняли головы и посмотрели на глухую стену дома номер 12. От самого фундамента вверх, метра на два с половиной, шла сплошная абракадабра из букв, символов и стилизованных рисунков.
– Так уже исписали, – сказал Джеймс.
– Это с лета осталось, – ответил Сириус. – Нового ничего. Хотя может это не лужа, может их пересажали всех наконец…
– Хороший у тебя райончик, – заметил Джеймс. – Римус, да вылезай ты оттуда!
Люпин зашлёпал к друзьям, разбивая остатки ледяной корки.
– Магловская полиция сюда не суётся, кручусь сам, – сказал Сириус. – Сначала я на них червячный порошок сыпал, на этих дебилов, но потом сообразил, что за мной оперуполномоченный Уизли явится, бряцая оружием и звеня кандалами. Как представил себе, что я, сквиб, буду осуждён – пусть даже всего лишь оштрафован – за магическое действие против магла, чуть сам себя не загрыз.
– Ты что, окно открывал для этого? Как они тебя не заметили? – удивился Люпин.
Теперь наверх смотрели все трое. Высоко, на уровне примерно третьего или четвёртого этажа, в стене виднелся ряд маленьких узких окон.
– Заметили, не заметили… Разве у тебя окна не должны быть заколдованы на открытие изнутри? – спросил Джеймс и покосился на Сириуса. – Ты говорил, что поэтому не мог вылезать по ночам, когда приезжал домой на каникулы.
– На открытие изнутри, на открытие снаружи, на мытьё, на замену стёкол, на вид на океан – всё по первому разряду, – сказал Сириус. – Но это при моих стариках было, соображаешь? Я потом поработал с окошками малость. Вот ты знаешь, кстати, почему нас, магов, никто из маглов ещё не обнаружил?
С этими словами Сириус подхватил друзей под руки и повлёк к крыльцу.
– Потому что мы тщательно скрываемся, маскируемся, работаем со возможными утечками, устраняем последствия несанкционированного колдовства… – начал за Джеймса Люпин.
– Фигня, брат, фигня всё это, – сказал Сириус. – Поднимайтесь, я пока ключ достану, – он пропустил приятелей вперёд и задержался на нижней ступеньке, роясь в карманах брюк. – Я только когда стал сквибом и вошёл в этот дом как сквиб, понял, что причина вовсе не в наших дурацких мерах предосторожности...
– Пока он там копается, давай высушимся, пожалуй, – сказал Джеймс, достал волшебную палочку и направил струю горячего воздуха себе и Люпину под ноги.
Сириус наконец нашёл ключ и держа его как флаг поднялся на крыльцо.
– Дело в том, что маглы раз в десять менее чувствительны к магии, чем мы все привыкли думать, – сказал он, вставляя ключ в замок. Раздался металлический щелчок, и дверь чуть подалась. – Входите.
– А мамаша?.. – уточнил Джеймс.
– Мы опять боимся маму, – почти пропел Сириус и толкнул Джеймса в бок. – Юность золотая! – и добавил более угрюмо: – Я же сказал – я с ней разобрался.
Джеймс и Люпин вошли в совершенно тёмную прихожую и остановились недалеко от двери, ожидая, пока Сириус войдёт следом и закроет замок изнутри.
– Сделайте там люмос, что ли, – сказал Сириус. – Тут не видно ни черта, а выключатель сломался.
– Ты что, провёл электричество? – в голосе Люпина слышалось непомерное удивление.
– Оказалось, что в отсутствие магии это намного удобнее факелов на стенах, – ответил Сириус.
– Люмос, – произнёс Джеймс, и кончик его палочки засветился. Свет выхватил из темноты смутные очертания мебели, скалами поднимающейся к высоченному потолку, почти чёрному от многовековой пыли, и фигуру Сириуса, возящегося с замком.
– Взять хоть тех же электриков, – сказал Сириус через плечо, не прекращая терзать замок. – Два не сильно умных мужлана. Один недоначальник, второй как-бы-подчинённый. Я ходил в контору этой фирмы, которая у нас в районе обслуживает электросети. Встал с утреца, вмял перед зеркалом всё, что за ночь расползлось на роже, на свои места – и пошёл. А мне говорят: чего же вы по телефону не вызвали мастера? По телефону, представляете?
Замок наконец щёлкнул. Сириус опять взял Джеймса и Люпина за плечи и подтолкнул вперёд, дальше по коридору.
– Я говорю, что телефона, мол, нет у меня, родители старых устоев люди, всю эту технику не понимают. Но электрическая лампочка мне нужна, хотя бы при входе, а то уж больно пожароопасно со свечами. Они говорят: да не извольте беспокоиться, район у нас старый, мы всяких клиентов навидались. Если вам лампочку в коридор, и родители строгие, не вопрос, наши монтёры придут и всё обстряпают в лучшем виде. Договорился с ними о времени, иду домой и думаю: а как я их внутрь введу? У меня же вся дверь антимагловскими заклятиями обляпана похлеще, чем фонарный столб частными объявлениями. Их же испепелит на месте, никакой Уизли-отец не восстановит, хоть один, хоть с Уизли-сыновьями, хоть со святым духом Уизли-премии-за-усердный-труд...
Троица остановилась, Сириус протиснулся вперёд и толкнул массивную деревянную дверь по левой стене. Дверь легко открылась, и приятели оказались на пороге просторной кухни, больше похожей размерами на залу для приемов в загородной резиденции какого-нибудь аристократа. Помещение было на метр ниже уровнем, чем коридор, так что Джеймсу, Люпину и Сириусу пришлось спуститься на несколько ступенек по небольшой лестнице.
Кухня несла на себе отпечаток порока и разврата: длинный обеденный стол был заставлен пустыми, полупустыми и неоткрытыми ещё винными бутылками. Через равные промежутки на столе стояли старинные подсвечники с огарками свечей. Было похоже, что подсвечниками регулярно пользуются. Приглушённый дневной свет, проникавший в помещение через высокие стрельчатые окна на противоположной стене, скрадывал мрачное впечатление, какое кухня могла бы произвести в вечернее время. Весь интерьер, однако, навевал воспоминания о Большом зале Хогвартса, где друзья столовались в течение всех семи лет своего обучения. Разница состояла в том, что некоторый беспорядок, царивший в Большом зале, устраивали маленькие дети и подростки, а над кухней Сириуса Блэка явно поработали кутилы с приличным стажем.
Сириус широким жестом предложил друзьям садиться.
– ... Стою, значит, в дверях, жду этих специалистов по электронной магло-магии и прикидываю, не лучше ли было бы сразу повеситься на крючке рядом с мамашиным портретом. В конце концов, ни одного призрака ещё не приговорили к Азкабану. Тут появляются эти двое чудиков, оба обвешены мотками кабелей и проводов, разным инструментом для ручной работы – у маглов полно этого добра, нам, владельцам волшебных палочек, этого не понять... Прошу, говорю, входите, гости дорогие…
Дверца буфета, стоявшего слева от входа, скрипнула, открываясь, и на свет показался домовой эльф семейства Блэков Кикимер. Джеймс и Люпин уставились на него.
Одно ухо у Кикимера было смято и заламывалось, как у собаки, длинная морда перекошена и вымазана чем-то белым. Тряпка, в которую эльф был одет, имела тот уникальный глубоко-серый оттенок, какой может принять только изначально белоснежная, никогда не стираная вещь, которая прошла огонь, воду и медные трубы, причём не по одному разу.
– Ты опять жрал творог? – спросил Сириус. Не столько даже спросил, сколько констатировал факт.
Кикимер смотрел на вошедших хмуро и без выражения.
– Я на последние гроши покупаю творог для соседской кошки, чтобы она заодно со своими крысами гоняла и наших, пока они не изгрызли весь дом, а ты что выкидываешь? – спросил Сириус. – Когда же ты, скотина безмозглая, сам начнёшь питаться крысами, а? Хоть какая-то реальная экономия выйдет!
Кикимер почесал щёку задней лапой и ничего не ответил.
– А ну быстро дуй в паб и возьми у них «Синие глаза», вор несчастный! – рявкнул Сириус неожиданно, так что Джеймс и Люпин подскочили. – Не видишь, что ли, кто пришёл?!
– Оболтус пришёл, обалдуй да сквалыга – три дружка-висельника, – прохрюкал Кикимер и поплёлся к кухонной двери. Поднимаясь по ступенькам, он щёлкнул пальцами и превратился в крохотного сморщенного старикашку-алкаша.
Сириус заметил, как вытянулись лица приятелей, и пояснил:
– Номер отработан. Я, чтобы внимания не привлекать, редко отовариваюсь поблизости. А Кикимеру всё равно. Сейчас он нам принесёт такой интересный напиток… После трёх рюмок тебя уносит в голубые дали. За дружбу, за здоровье и за победу – и ты готов. Улётная штука, до сих пор не знаю, из чего гонят. Хотел презентовать бутылочку Флитвику, но передумал – его и с одной рюмашки может унести так, что не воротишь.
Они расселись за столом – Джеймс во главе, Сириус и Люпин по бокам от него – и Сириус возобновил свой рассказ.
– Эти два с позволения сказать монтёра переступают порог. Моё сердце замирает перед тем, как совершить последний удар и замолкнуть навеки, и тут первый чихает как бегемот, а второй спотыкается и растягивается на полу во весь рост. Ой, говорю, уважаемые, как вы там. А первый, тот, что вроде старше по званию, говорит: аллергия проклятая замучила; как в антикварную лавку зайду, сразу чихать начинаю, нет сил; батюшка ваш с матушкой, видать, антиквариатом баловались? Я так и сел – и фигурально, и буквально – на индийскую вазу с прахом. Как, говорю, вы себя сейчас ощущаете? А нормально, он говорит, аллергия – это ж не смертельно, иначе я бы уже давно загнулся. В это время второй поднимается и говорит: извините, сэр, вечно я, как в тёмное помещение зайду, так навернусь; надеюсь, я вам тут ничего не сломал? Да что тут ломать, говорю, вы главное сами как, себе-то ничего не сломали? А чего мне ломать, он говорит, я боксом занимался, уж свой-то вес выдержу. По-моему, мне откровение в тот момент было, но я был так обрадован, что у меня появился шанс избегнуть Азкабана за погубленные магловские жизни, что я на нём не зациклился, и оно сгинуло.
– И что же у тебя там были за заклятия? – спросил Джеймс.
– Корнерост прежде всего. Действие представляешь, надеюсь.
Корнерост был одним из весьма неприятных антимагловских заклятий, отвести которые было практически невозможно. Создали его, когда время четырёх великих волшебников, основавших школу Хогвартс, уже прошло, а время самопровозглашённого Тёмного Лорда Волдеморта ещё не наступило. Создавался Корнерост не из благих побуждений, а использовался для защиты волшебных поселений от маглов: деревни волшебников «обносили» этим заклятием, точно забором, и ни один магл не мог ступить внутрь заколдованного круга. Точнее, не мог ступить без того, чтобы остаться внутри навсегда: его ноги тут же пускали корни. А росли эти корни не за счёт воздуха, но за счёт собственного тела человека-магла. За считанные минуты тело буквально перетекало вниз, превращаясь в корневую систему. Корневая система разрасталась под землёй вширь, отдельные корешки становились всё тоньше и тоньше, и через час от человека не оставалось и следа. Со временем популярность Корнероста среди волшебников, перебравшихся на постоянное жительство в магловские города, сошла на нет, и только отдельные приверженцы старых традиций (вроде семейства Блэков) до последнего времени продолжали ставить такую защиту в своих особняках, домах и квартирах. С падением Волдеморта Корнерост попал в число запрещённых антимагловских заклятий, а специалисты из больницы Святого Мунго разработали комплекс мер по спасению несчастных, случайно подвергшихся действию Корнероста, например при посещении старинных особняков, домов-музеев и частных коллекционеров-антикваров. Лечение было затяжным и тяжёлым и помогало только в том случае, если в корни превращалось не более половины массы тела. Случаи излечения были, но их процент был близок к нулю в соотношении с общим числом пострадавших – из-за стремительного действия заклятия скорая магическая помощь почти никогда не успевала к месту трагедии вовремя.
– Однако! – присвистнул Джеймс. – Слава Богу Лили ни разу не приходила сюда, чтобы дотащить меня домой после очередной нашей с тобой попойки!
– Нет-нет, ты что! – Сириус замахал руками. – Я велел Кикимеру сделать сигнализацию на случай, если явится волшебник со стопроцентно магловским происхождением. Но простые-то маглы не в состоянии среагировать. И что ты думаешь? Я потом с этим дядей-электриком побеседовал, пока он стену долбил, чтобы кабель разместить. Спросил, не приходилось ли ему бывать в разных таких местах, про которые ходят странные слухи. Типа домов с привидениями и всякого такого прочего. И он мне говорит: не верю я в эту ерунду, хоть убей; вот что банк тебя может облапошить или собственный работодатель, это я запросто поверю, а насчёт проклятий и наговоров – ни в малейшей степени. Я, говорит, всю жизнь пробивал себе дорогу кулаками, и на ринге, и вообще, и ничего сверхъестественнее, чем нокаут, не знаю, – Сириус откинулся на стуле и поочерёдно посмотрел на Джеймса и на Люпина. – То есть вы понимаете? Он не верил в магию, и она не сработала! Вся её разрушительная сила свелась к тому, что он споткнулся на ровном месте.
– Может, просто задержка, отложенная реакция? – спросил Люпин задумчиво.
– Отнюдь, – ответил Сириус. – Я же не дурак – не настолько, во всяком случае. Когда электрики закончили и ушли, я велел Кикимеру сгонять в Министерство и бросить в почтовый ящик для срочных сообщений анонимку на имя Артура Уизли: «Прошу срочно проверить самочувствие г-на такого-то, поскольку он мог случайно подвергнуться действию Корнероста». Через пару недель я видел тех же двух электриков, когда они чинили освещение в витрине магазина – там, в двух шагах отсюда. Оба были абсолютно здоровы… ну, за исключением, может быть, некоторой помятости: готов поспорить, что предыдущий вечер они провели в пабе.
– А другой человек, значит, отделался чиханием, – сказал Люпин. – И что это было изначально?
– Серебряная Пыль, – сказал Сириус.
Джеймс и Люпин одновременно охнули.
– Я про неё не слышал уже лет двадцать! – воскликнул Джеймс.
– А я про неё вообще не слышал до поры до времени, – сказал на это Сириус, – пока не начал разбирать папашин хлам и не нашёл задрипаную тетрадку с названием «Журнал безопасности». В ней много чего интересного было, в частности наши домашние антимагловские заклятия. Аристократическая паранойя, будь она неладна!..
– Как ты мог не слышать, если про Серебряную Пыль рассказывали на защите от тёмных искусств? – спросил Люпин удивлённо. – Я лично про это заклятие узнал ещё в школе.
– Ну, видать я тот урок прогулял, а потом оно нигде не всплыло – до последнего момента, – сказал Сириус.
– Хочешь сказать, и на Серебряную Пыль у тебя есть сигнализация? – уточнил Джеймс и нахмурил брови.
– Да ну тебя, – отмахнулся Сириус. – Папаша всё записал, а я прочёл. Я нашёл проклятый цветок и сжёг его.
Серебряная Пыль была чисто городским и исключительно аристократическим заклятием. Появилась она уже при Волдеморте. Имя её изобретателя было известно в кругах специалистов по защите от тёмных искусств, но услышать о ней во время школьных занятий довелось далеко не каждому. Среди преподавателей существовало негласное соглашение не упоминать ни имени создателя, ни подробностей заклинания, так что большинство волшебников ничего о Серебряной Пыли не знало или знало очень поверхностно. Заклятие это было коварным и циничным. Уникальность его заключалась в том, что в основе его помимо магии лежали обычные человеческие науки – химия и биология. Маг, желая защититься от маглов, накладывал чары на любое цветущее растение, обычно комнатное, так что пыльца и аромат превращались в смертельную субстанцию. В присутствии магла заклятие активизировалось. Стоило человеку-маглу вдохнуть запах такого цветка или пыльцу, разносимую сквозняками, и гемоглобин в его крови начинал трансформироваться: атомы железа замещались атомами серебра. Кровь теряла способность транспортировать кислород в клетки организма, и человека ждала скорая и мучительная смерть. Согласно архивным документам, изобретатель был очень богатым волшебником, но жил среди маглов. К нему часто наведывались грабители, мечтающие поживиться его драгоценностями и предметами, истинного назначения которых они не понимали. Жестокая ирония создателя Серебряной Пыли заключалась в том, что заклятие буквально сращивало пострадавшего с вожделенным сокровищем, в такой, правда, форме, что обретение его сулило верную смерть: в отличие от Корнероста Серебряной Пыли не придумали противоядия.
– Сжёг цветок… – Джеймс задумался. – Но когда к тебе приходили эти… электрики, он ещё был?
– Конечно, – сказал Сириус.
– Так ты когда электричество сюда провёл, Бродяга? – и Джеймс наклонился всем корпусом к Сириусу.
– Ну, где-то через месяц после суда и освобождения из предвариловки в Азкабане, – сказал Сириус и потёр переносицу.
– Чего ж ты не включал его, когда я к тебе приходил для задушевных бесед за рюмочкой виски? – Джеймс был крайне удивлён. – Это же сколько лет прошло!
– Ну… – взгляд Сириуса скользнул в сторону. – Это же было как капитуляция… Не хотел показывать тебе, что после потери способностей я окончательно сдался.
Джеймс открыл было рот, но тут на пороге кухни возник Кикимер. В лапах у него была зажата бутылка с синей жидкостью.
– А вот и они, «Синие глаза»! – Сириус хлопнул себя руками по коленям и вскочил. – Ну, держитесь теперь! Всё будет, как я обещал. Выпьем за здоровье, особенно за здоровье Римуса...
При этих словах Люпин кашлянул; он не любил, когда окружающие, особенно близкие друзья, делали ему поблажки и вообще считались с его оборотничеством – он полагал, что обязан нести бремя сам.
– ... потом по глотку за дружбу, – продолжал Сириус, – потом за нашу, и особенно мою, блистательную победу над Волдемортом – и привет, изменённое сознание!
– Ну давай, – сказал Джеймс. – Потом ещё нам расскажешь, что ты нового открыл в маглах.
Люпин взмахнул палочкой и организовал три хрустальных бокала для крепких напитков.

– Мне кажется, или мы немного не там, где нам следовало бы находиться? – спросил Люпин, морщась. – Я бы лучше лёг под столом в кухне – из-под стола некуда падать.
– Вот зараза! – Сириус качнулся вперёд, чтобы понять, о чём говорит Люпин, и чуть не полетел вниз. – Это Кикимер, свинячий сын!
– Я думаю, что смогу нас транспортировать вон на ту кушетку, – сказал Джеймс и полез в карман за палочкой.
– Джимми, – голос Сириуса был твёрд. – Не надо, друг. Ты случайно можешь нас не транспортировать, а трансгрессировать. Сдаётся мне, что по достижении кушетки мы станем единым организмом, с шестью руками. И восемью ногами. И, возможно, с одной головой. Я, брат, не готов. Мне надо хотя бы причесаться, – и заорал в пространство: – Кикимер! КИКИМЕР! А ну сюда живо! Зеркало мне принеси!
Несколько секунд ничего не происходило, потом раздался глухой хлопок, за ним ещё один, затем целая серия хлопков, будто небольшая толпа аплодировала, не снимая кожаных перчаток. В гостиной появился Кикимер. Он как в тогу был закутан в белую скатерть. Судя по количеству винных пятен, это была скатерть с обеденного стола. За спиной Кикимера одна за другой материализовалось несколько полупорожних бутылок вина. Кикимер выглядел то ли римским полководцем, ведущим ударный отряд узкой горной тропой, то ли великим грешником, которому первым предстоит сверзиться в глубины ада, не намного опередив своих последователей. Пару мгновений Кикимер смотрел строго перед собой, потом задрал голову и уставился вверх, на красивый и мрачный старинный шкаф.
На шкафу сидели Джеймс, Сириус и Люпин. Вернее, сидели только первые двое, Люпин же лежал на боку, устроившись головой на коленях у Сириуса и поджав ноги, как замёрзший ребёнок.
– Кикимер, дружок, – сказал Джеймс. – Ты, похоже, чуток промазал. Нам бы вон на ту кушетку.
– Грязнокровие заразно, – ни к селу ни к городу заворкотал Кикимер, с размаху сел на задницу, опрокинув ближайшую бутылку, и щёлкнул пальцами.
В комнате запахло озоном. Забулькало вино в бутылках за спиной эльфа. Шкаф затрясся, накренился, вернулся в прежнее положение, но лишь затем, чтобы дёрнуться вновь, сильнее, – и буквально швырнул Сириуса и его гостей в сторону кушетки.
Люпин пролетел расстояние, не меняя позы, и со всего маха хлопнулся на сидение кушетки. Обивка затрещала, мягкое нутро ухнуло всеми своими пружинами, но в остальном кушетка осталась недвижима и приняла удар со всем достоинством.
Джеймсу достался низкий и широкий журнальный столик. По счастью столик был очень длинный, так что Джеймс проехался по нему животом, сметая многочисленные газеты, которыми была завалена столешница, и затормозил на самом краю пропасти.
В прежние годы Сириус неоднократно прохаживался на счёт этого столика и однажды даже рассказал целую историю о том, что краснодеревщик хамски обманул папашу, продав ему в качестве предмета интерьера подставку для гробов – вещь в хозяйстве полезную, но не сильно востребованную на мебельном рынке: на поверхность этой штуки спокойно можно было поставить не один, а два гроба, причём не бок о бок, а последовательно, словно вагоны поезда. Беда в том, говорил Сириус Джеймсу, когда четвёрка Мародёров с невинными лицами сидела в "Кабаньей голове" в один из выходных дней и потягивала имбирное пиво, что не всякое волшебное семейство готово признать, что мечтает увидеть в гробу более чем одного богатого родича за раз, поэтому сдвоенную подставку почти невозможно продать. Однако краснодеревщик оказался, по видимому, парнем смекалистым и загнал свой товар под видом столика для гостиной. Слушавший эту ахинею Люпин лишь качал головой, а Хвост смотрел на Сириуса с открытым ртом и как обычно принимал всё за чистую монету.
Спустя годы Сириус использовал-таки столик для условно траурной церемонии. Освободившись из Азкабана, он вновь переселился в старый родительский дом и вынужден был заниматься уборкой не один месяц. Пикси, жившие в портьерах в гостиной, расплодились до такой степени, что вываливались во сне из переполненных гнёзд на ковёр. Джеймс и Люпин обещали всестороннюю помощь в деле уборки, но Сириус не мог их дождаться и пошёл штурмом на армию пикси в одиночку. Трупики он рядами складывал на журнальный столик и к концу сражения произвёл точный подсчёт вражеских потерь. Выяснилось, что на столе в один слой могут разместиться семьсот двадцать пикси. Всё остальное время "погребальный столик", как Сириус его называл, использовался как перевалочный пункт между почтовым ящиком и помойным ведром: Сириус сваливал на него приходящую корреспонденцию, которой с каждым разом становилось всё больше и больше – лондонские рекламщики узнали, что в доме номер 12 на Гриммо появились жильцы. Сириусу от гор макулатуры было ни жарко, ни холодно, зато Джеймс, лежащий сейчас животом на стопке газет, мог бы с полным правом сказать спасибо – посадка была относительно мягкой.
Сам Сириус, покинув шкаф, приземлился на четвереньки, как собака, и некоторое время посидел так, оправляясь от удара. Адреналин, поступивший в кровь, начал своё медленное действие, и затуманенное алкоголем сознание Сириуса стало проясняться.
Сириус кое-как поднялся на ноги и навис над сидящим в окружении винных бутылок Кикимером.
– Сдаётся мне, – сказал он, – что это не обо мне ты заботишься, животное. Я поверить не могу, что ты притащил за собой все эти бутыли, чтобы смешать мне бодрящий коктейль. А?
Кикимер шмыгнул носом. На Сириуса он не смотрел. Не потому, что ненавидел, презирал или боялся, а потому, что не мог сфокусировать взгляд.
– Знаешь, почему я тебя не выгоняю? – спросил Сириус. – Потому что тогда мне самому придётся бегать в магазин за добавочной.
Люпин на кушетке зашевелился и сел.
– Сириус, – произнёс он. – Я тебя умоляю, никогда больше мне не наливай эту дрянь. У меня такое ощущение, что волчья шкура надета на меня мехом внутрь и жутко щекочет, – и он яростно почесался.
– А я не против, – подал голос Джеймс. – Только не по будням. Если в пятницу начать, то к воскресенью, я думаю, можно будет уже...
– У тебя ведь жена, Джимми, – запротестовал Люпин. – Сын. Родственники. Подчинённые. Начальство. Друзья. Зачем освинячиваться?
– У меня все эти, – сказал Джеймс, не поднимая головы. – У тебя этих никого. У Сириуса вообще Снейп. И что, никому из нас нельзя нализаться? Это какой-то бред...
– Кстати о Снейпе, – сказал Сириус. – Мы все помним, ради чего собрались, или вы уже потерялись внутри себя?
– Мы помним, помним, – сказал Джеймс с готовностью, поворочался на столике и сел – точно напротив сидящего на кушетке Люпина. – Но в таком состоянии я не в состоянии. Миляга Нюни засечёт меня ещё на подлёте. Эта невероятная волна перегара...
– Надо сотворить нейтрализующее зелье, – предложил Люпин и начал искать в складках мантии свою палочку.
– Так, давайте конструктивно, – сказал Сириус и тоже уселся – в красивое кресло с высокой спинкой. – Я сотворить не смогу ничего, это ясно, как слеза Дамблдора. Вы двое сотворить не сможете ни черта, что будет понятно любому дураку, стоит ему посмотреть на ваши пьяно-счастливые рожи. Кикимер... – он глянул на Кикимера и скривился. – Кикимер, похоже, тоже надрался как сапожник. И с ним я отдельно поговорю...
Эти последние слова были обращены непосредственно к Кикимеру, но действия не возымели – эльф спал.
– Есть магловское средство, – выдал Сириус.
– Целительское? – уточнил Люпин.
Сириус смерил его взглядом.
– Нет. Ме-ди-цин-ско-е. Талб... Таблетка. Маглы те ещё алкоголики, но в хитрости им не откажешь. Так... – он поморщился, что-то припоминая. – А где я их... Вот чёрт. Они в кухне. Кикимер! КИКИМЕР! А ну доставь сюда мои таблеточки, свин!
– Ой, не надо, не надо кричать, Сириус, дружище, – сказал Джеймс. – Где ты хранишь это снадобье? В буфете?
И не успел Сириус ответить, как раздался громкий хлопок, и посреди гостиной, между журнальным столиком и камином, материализовался кухонный буфет. Одинокая пикси пулей вылетела из какой-то щели в задней стенке, погрозила друзьям кулачком и юркнула в узкое окошко вентиляции под потолком. Люпин и Сириус только рты пораскрывали, а Джеймс засучил рукава и сказал:
– Ну, доставай свою панацею. А то очень хочется прибыть в Хогвартс на трезвую голову.
Когда через полчаса Джеймс изготовился отправить буфет обратно в кухню, друзья увидели, что ножки и днище у него отсутствуют – во время предыдущей трансгрессии буфет расщепило.
Магловские таблетки было решено не только запить, но и заесть, хотя Сириус и уверял, что они совершенно безопасны.
– Тебе безопасны, – ответил Джеймс, спускаясь по лестнице в кухню, – но когда предстоит окунуться в атмосферу, насквозь пропитанную Нюниусом Снейпом, лучше подстраховаться. Где тут у тебя продукты?
На пару с Люпином Джеймс изготовил сносный обед, и друзья чинно трапезничали ещё в течение часа.
– Давайте сейчас ко мне, – сказал Джеймс. – Повидаетесь с Лили хотя бы. А потом рванём обратно в Хогсмит и будем ждать вечера.
В тёмном коридоре Люпин вдруг остановился.
– Сириус, – сказал он. – Я так и не понял, что ты сделал с маминым портретом. Неужели оторвал его какими-нибудь магловскими средствами?
Сириус хмыкнул.
– Средство-то не совсем магловское, конечно, – сказал он. – Волшебнику тоже пришло бы на ум, да магия глаза застилает. Идите посмотрите.
И он повёл друзей в другой конец коридора.
– Чёрт, мы проходили здесь, когда возвращались из гостиной! – воскликнул Джеймс. – А я даже не сообразил, что надо быть потише или там чего... Так где ты?.. О-па!
Большой, навечно приклеенный к стене портрет миссис Блэк закрывало стоявшее к нему вплотную трюмо. Трюмо было развёрнуто зеркалами к портрету, его створки раскрыты, так что куда бы нарисованная миссис Блэк не посмотрела, она видела только собственное отражение. Джеймс осторожно наклонился поближе и услышал тихое бормотание, похожее на ту белиберду, какую сюсюкающие мамаши и бабули обращают к своим обожаемым младенцам. Что-то насчёт лапушек, заенек и рыбок.
– Ну да, – кивнул Сириус. – Пока не дрыхнет, любуется собой и лопочет, как попугай. Точно помню, как она ворковала над Регулусом. Но представить, что и надо мной тоже... – и он поёжился.
– Знаешь, Сириус, – сказал Люпин задумчиво. – Чем дольше я тебя знаю… Если присмотреться к тому, как ты приспосабливаешься к обстоятельствам, в которых иные давно наложили бы на себя руки... Ты действительно счастливый человек.
– Я был бы счастливым, – сказал Сириус мрачно, – если бы мне побольше в этой жизни везло.
– Просто счастье и удача – разные вещи, – ответил Люпин. – Получается, что так.
Затворив входную дверь, они спустились с крыльца и свернули в простенок между домами 12 и 14.
– А давайте на "Ночном рыцаре", – неожиданно предложил Джеймс, глянув на серьёзные лица Сириуса и Люпина. И на манер автостопщика выбросил в сторону руку с волшебной палочкой.
Через три секунды раздался жуткий визг тормозов, друзей окатило волной горячего воздуха пополам с бензиновой гарью, и волшебный автобус распахнул перед ними двери.

Предыдущая глава