Глава 1

18 декабря 1977 года
Я читала письмо от отца и отказывалась поверить своим глазам. Нет, такого просто не может быть! Что должно было случиться, чтобы этот черствый как двухмесячная корка хлеба человек вдруг взял и резко изменил свое решение, которое было наверняка не раз вынесено на семейный совет? Пробежавшись еще раз глазами по ровным строчкам, написанным строгим наклонным почерком отца, я перевела взгляд на стол Гриффиндора и отыскала в толпе этих сумасбродных львят Джеймса. Он хмурился и читал письмо, написанное на том же пергаменте, что и мое. Внезапно он подпалил пергамент волшебной палочкой и покосился на меня. Я ободряюще улыбнулась ему. Он тоже кое-как выдавил улыбку и тут же отвернулся. Я была в недоумении. Он что, не рад?
– Ненавижу! – откуда-то от дверей раздался голос, полный отчаяния. Я посмотрела туда и увидела грязнокровку Эванс, которая бросила на Джеймса взгляд, действительно полный жгучей ненависти, а затем выскочила в коридор. Чем же это он снова не угодил гриффиндорской всезнайке? Не обращая внимания на неодобрительные взгляды однокурсников, я решительно направилась к гриффиндорскому столу. Заметив меня, львята мгновенно насупились и демонстративно отвернулись.
– Доброе утро, – поздоровалась с Джеймсом и Сириусом я, не удостоив вниманием остальных.
– Привет, Цисси, – буркнул кузен. Я строго уставилась на него. Использовать это сокращение моего имени прилюдно? Какая невоспитанность! Неудивительно, что тетя Вальбурга выжгла его с родового гобелена.
– Вижу ты тоже получил почту, Джеймс, – заметила я, указав на черные хлопья, совсем недавно бывшие письмом от моего отца.
– Да, – как-то безжизненно отозвался он.
– Мы могли бы обсудить его содержание наедине?
– Конечно. Идем, – Джеймс поднялся из-за стола и направился к выходу. Я обиженно поджала губы. Мне не понравилось его пренебрежение к будущей жене и матери его детей.
Он отвел меня в этот дурацкий потайной проход за зеркалом на пятом этаже. Всем своим видом я дала понять, что не испытываю к этому месту теплых чувств. Джеймс принялся мерить коридор шагами, то и дело взлохмачивая волосы. В одном мы с Эванс были похожи на сто процентов – ее тоже раздражала эта его несносная привычка.
– Вижу, ты еще не окончательно принял решение, – констатировала я.
Он остановился и посмотрел на меня глазами, полными боли.
– Цисси, послушай меня. Больше всего на свете я хочу помочь тебе избавиться от нежеланного брака с Малфоем. Но теперь я понимаю, что совершил ошибку, когда написал твоему отцу то письмо. Прости меня. Насильно мил не будешь. К тому же я изучил свое генеалогическое древо и обнаружил, что мы с тобой являемся троюродными братом и сестрой. Ведь моя мама урожденная Блэк... Это довольно таки близкое родство.
– Все чистокровные семьи в родстве между собой, – ответила я, стараясь не обращать внимания на разгоравшееся в груди пламя боли. – Если мы хотим поддерживать чистоту крови, нам ничего больше не остается как...
– То есть ты считаешь это нормальным? – вспылил он и снова заметался из угла в угол. – Когда брат женится на сестре – что может быть отвратительнее! Мы уже не раз совершили этот ужасный грех, Цисси, когда становились близки, мне не хотелось бы окончательно погрязнуть в этом инцесте, пойми!
– То есть ты намерен отказаться от женитьбы? – холодно прервала его монолог я.
Он снова остановился напротив меня, приблизился ко мне вплотную и тихо сказал:
– Прости, но я не могу переступить через себя. К тому же я люблю другую девушку.
– Это все из-за этой грязнокровки? – презрительно поинтересовалась я.
– Не называй ее так, Цисси. Да, я люблю Лили Эванс.
– Мерзавец! – я залепила Джеймсу звонкую пощечину. Потирая щеку, он пробормотал:
– Я заслужил это. Надеюсь, что ты когда-нибудь сможешь меня простить.
С этими словами он развернулся и ушел. Ноги мои подкосились, и я, упав, зашлась в рыданиях, забыв о том, что подобное поведение абсолютно неприемлемо для чистокровной аристократки. На этот раз я все испортила сама. Ну почему я такая глупая истеричка?!


26 сентября 1978 года
Я лежала, отвернувшись к стене. Слезы стекали по моим щекам. Это было столь омерзительно, что мне немедленно захотелось лечь в теплую ванну и смыть с себя весь этот кошмар. Хотелось до крови разодрать кожу в тех местах, где касались меня эти ледяные руки. Я искренне надеялась, что предсказание мамы сбудется, и я смогу полюбить Люциуса со временем, но сегодня была наша первая брачная ночь, а меня ужасно тошнило и передергивало всякий раз, когда он ко мне прикасался. Стерпится – слюбится... Нет, эта вульгарная магловская поговорка явно не про меня.
– Почему ты мне не сказала? – холодно спросил мой муж, приподнявшись на локтях и в упор смотря на меня.
– Что я должна была тебе сказать?
– То, что ты не девственница, – отчеканил он тоном, который словно хлестнул меня по лицу.
– А это так важно?
– Ты еще спрашиваешь? Ты теперь моя жена, Нарцисса, нравится тебе это или нет! Я пережил этот позор, когда твои многоуважаемые родители разорвали нашу помолвку, а затем слезно умоляли меня простить этот безрассудный порыв и все-таки жениться на тебе! И вот теперь я опозорен дважды! Мне досталась ветреная и распутная жена! Как это понимать?
– Как хочешь, Люциус. Почему-то меня совершенно не интересуют женщины, с которыми ты спал до меня.
– Не смей со мной так разговаривать! – рявкнул он. – Ты меня не любишь, о да, я знаю об этом! Однако ты можешь собой гордиться. Ты неплохо устроилась, Цисси, и я не стану возвращать тебя твоим родителям назад, как товар в магазине, не только потому, что не желаю публичного позора, но еще и потому, что люблю тебя, маленькую дрянь! И ты в знак благодарности будешь делать то, что я хочу!
Я ничего не ответила. Слова Люциуса практически не задели меня. Только что я вспоминала во всех подробностях свой первый раз. Это случилось в небольшой комнатушке, оформленной в ужасающей гриффиндорской цветовой гамме. На обстановку легко было не обращать внимания, ведь меня держали в своих объятиях самые прекрасные руки в мире. Какие слова он мне шептал, как нежно и в то же время страстно касался самых сокровенных мест моего тела... Только ему одному это было позволено. Я была уверена в нем как в самой себе, я доверяла ему, я хотела его... Как больно вспоминать о том, что приналежало прошлой жизни! Из нее в новое существование я взяла только свою любовь к Джеймсу Поттеру, с которой не расстанусь никогда...
Огонь в камине слегка пошевелился, когда мимо прошел Люциус, набрасывая на свое обнаженное тело изумрудный халат. Я закрыла глаза, моля небо, чтобы оно позволило мне умереть во сне, и отправилась в объятия Морфея. Сколько еще ночей, подобных этой, я смогу пережить?


5 июня 1980 года
– У вас мальчик, миссис Малфой, – с трепетом произнесла средних лет целительница, срочно вызванная в поместье Малфоев из больницы святого Мунго, и протянула мне крошечный барахтающийся сверток.
Я со страхом заглянула внутрь, где лежал маленький мальчик с огромными серыми глазами, точь-в-точь как у Люциуса. Светлые волосики моего сына довершали сходство с его отцом. Я искренне надеялась, что рождение наследника поможет нам с мужем стать хоть чуточку роднее, но тут же устыдилась этих мыслей. Никогда и ни за что я не смогу использовать своего малыша как средство для сближения с Люциусом. С самого начала я любила крохотную жизнь, зародившуюся во мне девять месяцев назад, а теперь буду любить нового, вполне сформировавшегося человека. Мое сердце будто бы стало вдвое больше, когда в него вошел еще один главный мужчина в моей жизни. Теперь их было двое – Джеймс и Драко. Я не решилась дать ему имя любимого, поскольку опасалась скандала, который мне наверняка устроит Люциус, поэтому вспомнила о семейных традициях Блэков и нарекла сына в честь созвездия Дракона, на одну букву сократив имя. Я бы отдала все золото "Гринготтса" за то, чтобы мой мальчик оказался сыном Джеймса Поттера. Меня не пугала даже перспектива остаться на улице с младенцем на руках, с позором изгнанной из семьи. Почему я не слушала Сириуса и Андромеду, когда те рассказывали о том, как хорошо им живется без дурацких правил этикета и прочей чуши? Почему я не унаследовала силу воли своей сестры?
В мои размышления грубо ворвался Люциус с огромным букетом белых роз в руках. Как вульгарно. Джеймс всегда дарил мне исключительно фиалки или незабудки, говоря о том, что они напоминают ему мои глаза. Я любила полевые цветы и терпеть не могла вычурные культурные растения, но никто кроме Джеймса не знал об этом. Мой муж стоял посреди комнаты и с нежностью смотрел на ребенка, которого я кормила грудью. Драко смешно почмокивал пухлыми губками и разглядывал меня своими серыми глазищами. Люциус опустился передо мной на колени, положил на кровать рядом со мной свой букет и дотронулся губами до моей ладони.
– Спасибо... дорогая.
Я поняла, что ребенок и вправду круто изменит нашу жизнь.


3 августа 1980 года
Я нервно сжимала в руках сумочку из кожи бумсланга. Люциус подарил мне ее на мой двадцатый день рождения. Поверить не могу, что я пришла в это место, оставив двухмесячного сына на попечение домашнего эльфа! Я стояла посреди оживленной магловской улицы в Лондоне перед старым кирпичным универмагом с грубым и вульгарным названием "Чист и лозоход лимитед", в котором на самом деле скрывалась волшебная больница. Меди, с которой я тайно от мужа поддерживала связь, сообщила мне о том, что тридцать первого июля у Поттеров родился сын. Известие я приняла героически, разве что позволила одинокой слезинке скатиться по бледной щеке. Я попыталась порадоваться за Джеймса, ведь теперь, когда я сама познала счастье материнства, это было довольно просто. Но зачем я пришла сюда? Ответа на этот вопрос у меня не было.
Вскоре они показались на пороге больницы. Вся их большая и дружная компания. Мои глаза мгновенно отыскали его в пестрой толпе. Вот он бережно держит в руках маленький сверток, перевязанный голубой ленточкой, так, будто он хрустальный, и так счастливо улыбается, вглядываясь в лицо своего сына, который, без сомнения, очень на него похож. Рядом с ним стоит улыбающаяся той же счастливой улыбкой грязнокровка Эванс. Хотя она вот уже почти два года как Поттер, для меня ни одна женщина не достойна носить эту фамилию. Вокруг семейной пары суетится низенький, похожий на крысу Петтигрю и неустанно щелкает камерой. Джеймс нежно целует жену в щеку и снова смотрит на своего сына. Я чувствую, как слезы бегут по моим щекам, размазывая дорогую итальянскую тушь для ресниц. Ничего страшного, потом поправлю. Джеймс передает новорожденного моему кузену, который улыбается точно такой же по-отечески счастливой улыбкой, что и его лучший друг. До меня долетают обрывки их разговора:
– Будешь крестным, Бродяга?
Сириус, ошарашенный такой честью, согласно кивает, и все счастливо смеются. Казалось невероятным то, что в мире еще остался по-настоящему искренний смех, когда ты не знаешь, вернешься ли сегодня домой живым. Война стремительно набирала обороты. Каждую ночь я просыпалась в холодном поту и сразу же бежала к колыбельке Драко чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Я как могла уговаривала Люциуса отказаться от идей Темного Лорда. Поначалу он просто приходил в ярость, но когда обнаружил, на что тот готов пойти ради власти, его стали одолевать сомнения. Больше всего на свете я боялась, что однажды наступит момент, когда Темный Лорд заклеймит руку моего сына Черной меткой. Люциус тоже этого не хотел, хоть и старался не показывать вида...
Внезапно я ощутила на себе чей-то пристальный взгляд. Нет, кому принадлежат эти глаза, я определю сразу. Джеймс смотрел на меня так, словно ему явился Темный Лорд собственной персоной. Нахмурившись, он пробормотал что-то вроде "Я сейчас", отделился от своих сопровождающих и решительно направился ко мне. Грязнокровка замерла, точно оглушенная, и злобно уставилась на меня. Не сомневаюсь, что дома Джеймса ждет грандиозный скандал. Я не хотела этого, клянусь Салазаром! Снова я все испортила...
– Здравствуйте, миссис Малфой, – учтиво поздоровался Джеймс и дотронулся губами до моей руки, на которой блестело ненавистное обручальное кольцо с геральдическим вензелем Малфоев.
– Добрый день, мистер Поттер, – полушепотом ответила я, непроизвольно дернув рукой, которую сжимали теплые и такие родные пальцы Джеймса. – Примите мои искренние поздравления с рождением сына.
– Вы очень добры, миссис Малфой, благодарю вас. Что привело вас сюда?
– Я здесь встречаюсь с Беллатрисой, она вот-вот подойдет.
– Весьма странное место для встреч чистокровных, не находите? – в его теплых карих глазах засветились лучики смеха. – Рад тебя видеть, Нарцисса.
– Я тоже, Джеймс. Как назовешь наследника?
– Гарри. Слышал, ты тоже не столь давно стала матерью?
– Да. Мы дали сыну имя Драко.
– Продолжаешь семейную традицию давать детям звездные имена? – кривовато улыбнулся он.
– Мне она нравится. Впрочем, мы заболтались. Передавай мои приветствия кузену.
– Непременно передам. Позволь откланяться.
– Всего хорошего, Джеймс.
Он напоследок улыбнулся мне и ушел, а я едва подавила в себе желание броситься к нему в объятия. Как же мне его не хватало! Как я жила все это время без этих лучезарных глаз?
Эванс встретила его ледяным взглядом, не сулившим ничего хорошего. Джеймс снова взял своего сына на руки и заулыбался ему. Сердце пронзила глухая тоска, ведь точно так же он мог бы улыбаться и Драко...
Это был последний раз, когда я его видела.


31 октября 1981 года
В тот вечер Драко никак не хотел засыпать. Он капризничал и что-то недовольно лопотал. Ему было полтора года, однако хотя бы более-менее сносно говорить он пока так и не научился. Его явно что-то беспокоило, может быть, животик?
– Добби! – властно позвала я, и передо мной очутился неказистый домовой эльф, отвесивший низкий поклон. – Приготовь целебное зелье, Драко плохо себя чувствует.
– Слушаюсь, госпожа, – подобрострастно ответил эльф и с хлопком исчез. Драко, испугавшись громкого звука, снова заплакал. Я принялась укачивать его на руках, мурлыча колыбельную, и подошла к окну. На улице хлестал проливной дождь, косая черта молнии разделила небо на две части. Я схватила волшебную палочку и одним ее движением задвинула гардины. В комнате стало темно и страшно. Засветив огонек на кончике волшебной палочки, я приняла из рук только что появившегося эльфа снадобье и принялась поить им сына. Добби развел огонь в камине и с поклонами удалился.
Вскоре Драко уснул. Зелье обладало снотворным эффектом. Я устало опустилась в кресло у камина и закрыла глаза. Какое-то непонятное предчувствие закралось в душу и теперь настойчиво скребло ее когтями. Я задремала, но тут дверь детской отворилась, и на пороге показался Люциус с совершенно безумным выражением лица. Он стремительно прошел мимо меня и рухнул в соседнее кресло, закрыв лицо руками. Меня сковал ледяной страх.
– Люциус, что произошло?
Он поднял на меня глаза, полные боли. Затем безжизненным хриплым голосом произнес:
– Его больше нет.
– Прошу тебя, не говори загадками.
– Добби! – позвал он, снова закрывая глаза. – Огненный виски, быстро!
Найдя способ выместить свои чувства хоть на ком-то, он в ярости стукнул заскулившего от боли эльфа тростью. Эльф засеменил прочь из комнаты и вернулся через пару мгновений с наполненной янтарной жидкостью бутылкой в руках. Я ненавидела и обожала этот цвет одновременно. Потому что он всегда напоминал мне запретное – глаза Джеймса.
Люциус приложился к бутылке, затем вытер губы тыльной стороной ладони и заговорил снова:
– Темный Лорд повержен, Цисси. Грядет новая эра.
Я не понимала, почему он так расстроен. В конце концов, мне ведь почти удалось убедить его уйти из армии этого чудовища.
– Нам всем грозит пожизненный срок в Азкабане за пособничество ему. Я в отчаянии, Цисси. Я не знаю, что мне делать.
Он снова приложился к бутылке.
– Кто его уничтожил? Дамблдор?
– О, этому крючконосому маглолюбивому придурку пришла в голову другая гениальная идея. Он просто сделал мишенью двух жалких мракоборцев, сын которых смог остановить величайшего Темного волшебника всех времен.
– Я не понимаю, Люциус.
– Сегодня Темный Лорд отправился в Годрикову Впадину и уничтожил Поттеров. Однако на их годовалого отпрыска Убивающее проклятие не подействовало.
Мне показалось, что меня окунули в ледяную воду и оставили там навсегда.
– Что ты сказал? – прошептала я, хватаясь за щеки. Пожалуйста, пусть он признается, что пошутил!
– Гарри Поттер каким-то известным одному лишь Мерлину образом обратил заклятие Лорда против него самого. Об этом вся страна судачит вот уже два часа. Война окончена, Цисси. Теперь ты можешь спать спокойно.
Нет, нет, нет! Он не умер, не погиб, нет!
– Что с Джеймсом и Эв... Лили? – деревянным голосом спросила я, уставившись в огонь невидящими глазами.
– Убиты оба, – мрачно ответил захмелевший Люциус.
Мое сердце словно пропустило один удар. Я вскрикнула и бросилась к мужу на грудь с воплем:
– Ты врешь, ты все врешь!
От моих криков проснулся и заплакал Драко, но я не обратила на это внимания. Моя жизнь стремительно вытекала из моего ослабевшего тела. Ладонь Люциуса взлетела и оставила на моей бледной щеке ярко-красный след.
– Замолчи, дрянь! Ты все еще любишь этого подонка! Он никогда не был, а теперь точно не станет твоим! Если его вонючая шкура осквернителя крови так дорога тебе, можешь отправляться вслед за ним! На этот раз я не стану тебя удерживать!
Слезы стремительным потоком хлынули из моих глаз. Ненавижу, ненавижу, ненавижу!