Глава 2. Преемник

Метла с грохотом упала на пол, за ней вторая, третья, и вот уже целая жиденькая поленница валяется посреди кабинета в луже грязной воды, вылившейся из опрокинутого ведра, а дверца кладовки, будь она неладна, болтается на одной петле, немилосердно скрипя и грозя оторваться совсем.
- Ах, зараза, - пробормотал Сириус, вскакивая с места, бросился к груде мётел, с разбегу наступил в лужу, разбрызгав её чуть не по всему полу, и с ожесточением рванул дверцу на себя. Та заскрежетала, но не поддалась. Сириус раскидал ногой мётлы и сунулся носом к самому косяку, на котором висела чёртова дверь. Ну, так и есть: не прибито, а приколдовано, да так, чтобы невозможно было ни починить, ни оторвать. Какое же извращённое мастерство – заставить дверцу отваливаться именно в тот момент, когда это может принести наибольший разгром! Сириус был готов поклясться, что это работа рыжих братьев Уизли, по его недосмотру оказавшихся в кабинете с палочками в руках. Однако дверь была сломана ещё при Филче, а значит Фред и Джордж здесь ни при чём. Ну да ведь мастера в каждом новом поколении студентов есть. Сириус даже коротко рассмеялся, представляя себе Филча, раз за разом пытающегося отладить проклятый механизм.
Весёлого, впрочем, было мало: теперь дверцу придётся чинить ему, Сириусу. Игнорировать поломку уже нельзя - кладовка забита под завязку, и дверца начинает отрываться с прямо-таки завидной регулярностью. Но сначала предстоит собрать все выпавшие мётлы и отнести их на крышу Южной башни для просушки на солнце. Мётел много, путь не близкий… Пожалуй, можно рассчитывать, что разлитая вода высохнет сама собой, и её не надо будет собирать, возя помойной тряпкой по полу, и выжимать потом в ведёрко.
И всё это руками, напомнил себе Сириус, вздохнул, стукнул дверцу кулаком и, перешагивая через валяющиеся мётлы, вернулся в старое, продавленное и прожжённое кресло, которое Филч всеми правдами и неправдами выклянчил когда-то у самого Снейпа.

В своё время у Филча был тайный план. Согласно ему подгнивающий ободранный трон Великого и Ужасного Покорителя Котлов должен был сообщать престарелому завхозу волшебную силу, которой – Филч в это свято верил - пропитался, когда на нём восседал, изобретал и преподавал Снейп. Филч, надо думать, молился на этот табурет-переросток, полировал его там, где ещё не облез лак, и проводил в нём всё время, не занятое патрулированием школьных коридоров и рассылкой жалоб в высшие инстанции.
Потом настали другие времена, поинтереснее, бразды правления взял в свои руки Сириус и тут же поставил задачу доказать, что никакой магией пятая точка Снейпа не обладает. Время работало на Сириуса – что бы ни происходило, магических сил у него не прибывало.

Это, впрочем, не означало, что кресло стоило покидать по поводу и без. Вот и сейчас Сириус поудобнее развалился на жёстком, местами разорванном сидении, и закинул ногу на ногу.
Бедняга Филч! Теперь он счастливейший представитель магического мира. Странно и жестоко, но обрёл он счастье в тот же миг, когда бывший студент Блэк навлёк на себя пожизненную кару, встав на пути Волдеморта.
Сириус вспомнил, как впервые после несчастливых событий, после мучений в больнице и временного заключения в Азкабане оказался здесь. Как Дамблдор, более дальновидный и более хитрый, чем любой другой волшебник современности, начал объяснять потерявшему дар речи завхозу, что с ним, Сириусом, приключилось. Как открыл Филчу план, придуманный для всеобщего благоденствия…
Сириусу до сих пор иногда снилась эта сцена, будто он видел её в омуте памяти, стоя за спинами участников: тёмный кабинет завхоза, разнокалиберная мебель громоздится по всем углам и вдоль стен, гигантский стол завален всяким хламом, недавно конфискованным у студентов, а из-за стола, с этого самого кресла поднимается, как заворожённый, Филч, идёт навстречу Дамблдору, подносит руку к уху, будто глухой, и переспрашивает, не ослышался ли, и смотрит, смотрит, смотрит на Сириуса во все глаза, и глаза эти стремительно начинают наполняться слезами. Дамблдор незаметно усмехается и продолжает говорить, что же он задумал. А между ними стоит он, Сириус, – высокий, худой и прекрасный.
Прямой, как стрела, и бледный, как смерть. Не магл, и не волшебник. Сквиб.

Сириус поёрзал на сидении.
Дурачок Филч, он ведь чуть не умер тогда. От счастья. Сначала не мог понять, что ему втолковывает Дамблдор. Зато уж когда понял, как рассудка лишился: бросился целовать Дамблдора, потом с теми же намерениями полез к Сириусу, выл, стонал, визжал и прыгал. Директору пришлось сотворить для него успокаивающее зелье, так он перевозбудился. И его можно понять: шутка ли – ты всю жизнь положил на борьбу с несносными студенческими проказами, семь лет гонялся за шайкой Поттера и Блэка, избавился наконец от гадких мальчишек, и вдруг к тебе приводят одного из них и сообщают, что он больше не будет шалить, но не потому, что перевоспитался, а потому, что его само Провидение лишило способностей к любым шалостям! Да тут грех не тронуться умом.
Когда же Дамблдору наконец удалось донести до Филча мысль, что теперь он может уходить на заслуженный отдых, а его место займёт тот самый мерзопакостный дерзец Сириус Блэк и будет подобно Филчу ходить по коридорам и вручную оттирать жабьи кишки со стен, с завхозом приключилась форменная истерика. Он рыдал чистыми, невинными слезами радости, как рыдают лишь праведники, которых Всевышний после долгих-долгих мытарств наградил раем небесным на земле.

Сириус сидел в кресле, слегка покачивая ногой.
Безусловно, Филч простил ему всё. И даже более: когда преподаватели всем составом вышли в холл, чтобы проводить завхоза, Филч уже откровенно любил его. Он трогал Блэка за рукав и проникновенно рассказывал все известные ему школьные секреты, объяснял, как отыскивать новые тайные ходы и как конфисковывать незаконные игрушки у студентов. Он наставлял Сириуса, как следует пытать провинившихся и в какие отделы Министерства магии сообщать о заведении предварительных уголовных дел на будущих преступников.
Покинув стены замка, они вдвоём, рука об руку, шли к воротам – Филч с проступающим нимбом над головой и Скорбная Тень, Когда-то Звавшаяся Сириусом Блэком, – когда ныне уже бывший завхоз в порыве чувств решил открыть своему невольному преемнику самую сладкую тайну: рассказать, где хранил дело на всех четверых участников шайки Мародёров. При этом он любовно гладил Сириуса по руке и заглядывал ему в лицо, безуспешно ожидая реакции.
Но Сириус был холоден и выглядел отстранённым. Это, как ложка дёгтя в бочке с мёдом, огорчало Филча. Поэтому напоследок, уже у самых ворот, Филч отбросил последние приличия: держа Сириуса за лацканы сюртука, подробно разъяснил ему, где брать учебные материалы по развитию магической силы и как их использовать.
Тогда-то Сириус и узнал про кресло Снейпа и про бредовые идеи Филча насчёт пропитки магической силой. Надо, впрочем, признать, что именно этот рассказ и привёл Сириуса в чувство. Всю обратную дорогу до замка он не мог перестать думать о кресле, словно околдованный, и когда подошёл к ступеням центрального входа, поймал себя на мысли, что происходящее его невероятно забавляет, хотя одновременно и раздражает безмерно. Во всяком случае, больше не хотелось наложить на себя руки от отчаяния. Ну в самом деле, о каком самоубийстве может идти речь, если в доступной близости находится предмет, пропитанный жизненной энергией из задницы Снейпа?
Первым делом Сириус это креслице помыл всеми препаратами, какие только нашёл в кладовке у Филча (а Филч был крайне запаслив), потому что имел веские основания думать, что завхоз садился на своё величайшее сокровище, только сняв штаны для усиления магического эффекта. Потом взял острый нож и на всех поверхностях нацарапал свои соображения по поводу умственных, физических и магических способностей Снейпа. Кресло у него теперь покрылось изящной резьбой, в которой можно было разобрать, к примеру, «Место покоения Его левой пятки», «Дважды в день я с мылом мою, где касался ты главою» и другие подобные перлы.

Однако снейпов трон был хоть и главной, но не единственной радостью Филча, поэтому следующим шагом Сириуса на посту завхоза было перетрясание всех шкафов и тумбочек в поисках конфискованных артефактов.
Он искал вещь, принадлежавшую им с Джеймсом, а сейчас утерянную – Карту Мародёров.
Ещё со времён первых основателей Хогвартса каждый студент знал: нет компромата – нет наказания. Поэтому таили свои волшебные штучки, кто как мог, а про особо удачливых шутников ходили легенды. Завхоз Филч царил надо всем этим буйством жизни и не давал ему захлестнуть школу целиком. В студенческой среде наличие злостного конфискатора даже негласно одобрялось – без него порода озорников быстро измельчала бы и выродилась полностью. Филч, сам того не подозревая, держал ненавистных ему студентов в тонусе. Маленькое закрытое сообщество Хогвартса было сбалансировано и представляло собой настоящую экосистему, обладающую как способностями к самосохранению, так и возможностями дальнейшего развития.
Сириус вынужденно признавал, обследуя кабинет завхоза и копаясь в грязных ящиках стола: постоянно нависающая над Мародёрами угроза разоблачения, конфискации, наказания и даже – чего уж скрывать от самого себя – исключения из школы заставляла мысли в их с Джеймсом головах крутиться на порядок быстрее. Преступники должны быть на шаг впереди полиции, это известно даже маглам. Не присутствуй в их жизни Филч, не увидело бы свет это чудо – Карта Мародёров. Мерлин, как же они хохотали все вчетвером, когда окончили работу над ней и впервые испробовали в деле! Причём хохотали во всё горло прямо среди ночи в одном из залов Хогвартса, где находиться в этот час было строжайше запрещено. Они точно знали, благодаря своей Карте, что поблизости нет ни преподавателей, ни завхоза, да и вообще ни единой живой души.
После окончания Хогвартса Сириус порой тосковал по тем беззаботным временам, по ночным прогулкам, по опасностям, что были просты и понятны и лишь слегка щекотали нервы. Как же разительно это отличалось от «взрослой» жизни, от Волдеморта, его идеологии, его политики и того факта, что у него появлялись всё новые и новые приверженцы! Замечательно быть юным, знать, что тебе грозит только разъяснительная беседа в кабинете Дамблдора, а не заточение в Азкабане; что тебе надо контролировать лишь товарища, обернувшегося вервольфом, а не свору Пожирателей Смерти, мечущих Непростительные заклятия направо и налево без разбора; что самая долгая разлука с лучшим другом – это назначенное преподавателями взыскание, которое вы отбываете в разных кабинетах, а не слепящая вспышка заклятия Авада Кедавра... Только пройдя через работу в Ордене Феникса, потеряв одного из школьных друзей и чуть не потеряв другого, сразившись с Волдемортом в личном поединке и лишившись волшебной силы, Сириус понял, как он был счастлив здесь, в школе, и как был наивен, если не мог это счастье разглядеть.
Куда ушли те времена?.. Наверное, в те же необозримые дали, что и жертвы Тёмного лорда, его убитые приспешники и он сам. Туда, откуда нет возврата. Но у Сириуса ещё была возможность хоть ненадолго прикоснуться к теням утерянного прошлого. Он мог окунуться в прошлое, как окунался в воображаемый Омут памяти в своих снах. Он мог снова стать Мародёром.
Да, Мародёры существовали. Но сегодня никто не узнал бы в них остроумных и беззаботных мальчишек, какими они были несколько лет назад: Сохатый Поттер стал степенным министерским чиновником, любил жену и растил сына; Лунатик Люпин мучился от болезни и от безработицы, перебивался случайными заработками и полностью зависел от Снейпа и его лекарства; Хвост Петтигрю бесславно погиб; Бродяга Блэк коротал дни в должности начальника над погаными мётлами, лишённый своей восхитительной магической силы…
Но не лишённый ума, говорил он себе, с ожесточением вытаскивая из стола и переворачивая прямо на пол очередной ящик в заросшей пылью и плесенью цитадели Филча, - не лишённым ума!
Он методично, день за днём перетряхивал вещи Филча, и ничто не могло отнять у него возможность добраться до святыни, которую они с друзьями создали. Карта Мародёров однажды была конфискована, но должна была оставаться в полной сохранности, потому что Филч а) никогда ни один из своих трофеев не выбрасывал, и б) мог жизнь положить, но не догадаться, что делать с этим бесполезным на первый взгляд куском пергамента. Карта, совершенно очевидно, была описана, каталогизирована и надёжно спрятана где-то среди залежей разной невостребованной ерунды, заполнявшей три четверти кабинета. Она должна была находиться здесь…
Карты не было.

Теперь Сириус сидел абсолютно неподвижно. Глаза его потускнели и смотрели куда-то вдаль с полнейшей отрешённостью. Правой рукой он опирался на подлокотник кресла, левая свободно лежала на колене.
В такой позе он был бы находкой для любого живописца, но живописцы больше не толпились у него на пороге. Восхитительные красавицы больше не провожали его полными скрытых и явных намёков взглядами. Представители лучших родов не стремились водить с ним дружбу. Мелкие аристократы не хвалили его за глаза и в глаза. Волшебники попроще перестали благоговеть перед ним. Прекрасный и таинственный, искрящийся радостью и скрывающий немыслимые загадки принц в одночасье потерял свою магию, а с ней ушли слава, почёт, уважение, престиж, богатство…
Недруги пророчили ему крушение перспектив ещё в детстве, когда он - единственный из семейства Блэков - перешёл на сторону света, попав на факультет Гриффиндора. Он блестяще доказал, что все они ошибались. Потенциальный тёмный маг в Гриффиндоре – это был настоящий шок. Таинственная аура как магнит притягивала любопытных, благородная красота влекла девушек, блестящий ум гарантировал восхитительную карьеру, а острый язык прославил среди остальных людей, окружавших его. Судьба одаривала Сириуса по-королевски, и рука её не оскудевала.
Но что мы знаем о судьбе и её планах? Как говорил один магловский писатель, при таких обстоятельствах дела могли пойти только хуже, ибо лучше уже было просто некуда. И вот что смешно: ни открытые выступления против защитников чистоты волшебной крови, ни таинственное участие в гибели Тёмного лорда и Питера Петтигрю, ни преследование со стороны закона не повлияли на отношение к Сириусу волшебного сообщества так, как одно единственное из ряда вон выходящее событие – исчезновение магической силы.

Дамблдор сказал ему сразу, и впоследствии повторял неоднократно вплоть до нынешнего момента: ничто не может сломить человека, кроме него самого. Не общество начало относиться к Сириусу как к изгою. Он стал изгоем добровольно.
«Простите, сэр, - говорил Сириус во время очередной такой откровенной беседы, - но что я могу с этим поделать? Я вынужден чистить картошку и отхожее место в собственном доме одинаковым способом – вручную. Когда меня освободили в зале суда, я добирался до дома на этих ужасных магловских подземных скотовозках. Я аппарировал в Хогсмит в обнимку с Люпином, потому что не мог не только завести свой мотоцикл без волшебной палочки, но и проникнуть на нужную платформу на вокзале. Чтобы разослать друзьям подарки на Рождество, я иду на магловскую почту, а это аттракцион похлеще любых волшебных каруселей. Да и подарки я подбираю только в магловских магазинах, потому что без чьей-либо помощи мне не попасть в Косую аллею. Я не в состоянии больше сидеть на шее у Гарри и Лили, ожидая, что они будут развлекать меня шутками и прибаутками, потому что со мной больше никто другой не общается, словно я прокажённый. Я не смею приставать к Люпину, хотя и знаю, что он мог бы меня научить многому, - не смею, потому что я ещё не совсем потерял совесть: всю жизнь он боролся с невзгодами, а я как сыр в масле катался, и я не хочу выглядеть нытиком в его глазах. Я просто не имею на это права. Даже жениться я не хочу – все стоящие волшебницы от меня отвернулись, и я стал объектом страсти только самых безумных дур во всём магическом мире. И с магловскими девушками у меня не складывается, потому что после любой романтической ерунды они все хотят знать, кто я такой и что делал предыдущие двадцать-тридцать лет. Вы же не думаете, что я должен либо врать им, либо рассказывать правду? Может быть я и наговариваю на себя и своё положение, но я, кажется, сообщил вам вполне разумные аргументы в пользу своего нынешнего отношения к жизни и к обществу, в котором я живу».
«Ты перфекционист, Сириус, - отвечал Дамблдор, и глаза его не смеялись, как всегда бывало при разговорах с нашалившими студентами. – Ты привык к тому, что ты совершенен. Это самый опасный дар, каким только может Провидение наградить человека – совершенство. Ты думал, что ты безупречен. Ты, по сути, действительно был безупречен. Ты изначально был красив, знатен, богат, популярен. Это та среда, в которой ты вырос, и она не дала тебе возможности научиться падать и подниматься вновь. Извини меня, но все проблемы, с которыми ты боролся, ты всю жизнь создавал себе сам. Демонстративно покидая родной дом, ты всё же имел почву под ногами. Это был бунт против совершенства, ты испытывал судьбу на прочность, не важно, понимаешь ли ты это или нет. Твоя деятельность в Ордене Феникса – это, прости уж меня за резкость, просто кичливая демонстрация силы. Я хочу, чтобы ты понял сейчас, что я ни в коей мере не принижаю твоих личных достоинств и тем более достоинств твоих поступков, но это всё было деятельностью человека, у которого очень надёжно прикрыты тылы. Ты очень умный человек, Сириус, и должен отдавать себе отчёт, что жертвы со стороны, например, Люпина в тех же обстоятельствах были намного больше, нежели твои собственные. И при этом Люпин оказался более закалённым борцом: он мог преодолевать трудности, имея гораздо меньший запас сил и средств, чем тот, которым обладал ты. Люпин уже много лет ведёт скромный и одинокий образ жизни, а ты моментально упал с небес на землю и расшибся. Люпин знает, как надо настроить себя, чтобы подняться с колен, а ты не знаешь. Я понимаю, что ты чувствуешь свою вину перед ним, хотя никакой вины в сложившихся обстоятельствах нет ни с твоей, ни с его стороны – ни один из вас не выбирал, где, как, кем ему родиться. И никто из нас не выбирал и никогда выбирать не будет. Но твоя совесть, твоё обострённое чувство справедливости не позволяет тебе просить помощи у людей, которые никогда в жизни не имели столько счастья, сколько было у тебя. Думай над этим, Сириус. Думай чаще, и, я верю, ты найдёшь в себе силы обратиться за помощью к тем, у кого есть для этого необходимый опыт».
Потом Дамблдор немного помолчал и добавил:
«Знаешь, мне кажется, ты не просто привык к собственному совершенству. Ты также привык, что все попадающиеся тебе люди и происходящие с тобой события совершенны. Нет, не надо пытаться мне намекнуть, будто твоя семья к этой категории не относится. Как раз относится, друг мой. Потому что это идеальная семья для тебя – такая, из которой ты должен вырваться после достойной и немного изнурительной борьбы. Но я хотел как раз уделить особое внимание твоим словам о том, что у тебя не складываются отношения с друзьями и женщинами, и именно в свете регулярно встречавшегося тебе совершенства. Я бы хотел, чтобы ты поразмыслил над одной интересной проблемой. Только не пытайся дать ответ прямо сейчас. Ты должен подумать об этом так тщательно, и быть таким откровенным с самим собой, как только сможешь».
Сириус вопросительно посмотрел на Дамблдора, а тот произнёс:
«Я хочу, чтобы ты, Сириус, задался вопросом и честно на него ответил: скольким девушкам и женщинам ты отказал во взаимных чувствах, и почему ты это сделал. А потом точно так же задумайся, кого ты готов был назвать своим другом, и кому в дружбе отказывал».
Сириус тогда просто неопределённо дёрнул плечом, встал и, поклонившись Директору, вышел. Он считал разговор законченным. Он знал, что железно прав, и не собирался задаваться разными вопросами и поддаваться странным уговорам Дамблдора. Достаточно того, что он согласился стать завхозом.

Сириус слегка пошевелился в кресле, переменив позу.
Не дни и не месяцы, но годы прошли с памятного сражения в гостиной у Джеймса. Годами исчислялось время службы благороднейшего из благородных волшебников в должности завхоза школы Хогвартс. Много, слишком много дум он передумал. Он почти принял своё положение как должное. Он почти превратился в Филча – нерегулярно питался, нерегулярно брился… Одежда его изнашивалась и покрывалась несмываемыми пятнами. Спутанные волосы закрывали лицо и падали на плечи. Руки почти всегда были измазаны чем-то гадким. Вскоре уже и доставшаяся ему в наследство ободранная филчева кошка Миссис Норрис начала признавать в нём своего и иногда тёрлась клочковатым боком о его нечищеные сапоги.
Словно назло Дамблдору, Сириус отказался «подняться с колен». Он не обращался за помощью к Люпину, не анализировал свою перфекционистскую натуру, не отвечал ни на какие вопросы относительно взаимоотношений с друзьями или женщинами. Сириус не жил, а влачил жалкое существование. Но не отсутствие друзей, жены или блестящего будущего тяготило его. Он стал одержим одной единственной идеей. Он бродил по школе и отбирал у студентов всяческие свистелки, дуделки, кололки и взрывалки и даже не испытывал при этом никаких особых чувств, за исключением, может быть, разочарования, потому что, в отличие от Филча, совершенно распустил подрастающее поколение, не придумывая для них списков запрещённых предметов, а следовательно, не заставляя их фантазию бурлить в поисках выхода из ситуации. Он возвращался в свой кабинет, без интереса осматривал изъятое и тут же выбрасывал в помойное ведро. Ему нужна была только одна вещь, и её нигде не было. Ему нужна была Карта Мародёров.
Он не знал, что будет с ней делать – ведь ею невозможно было пользоваться без волшебной палочки. Он просто хотел иметь её у себя. Это было похоже на желание ветеранов хранить боевые награды, или на желание вдов держать в самых потаённых местечках любовные письма давно почивших мужей. С таким же тщанием оберегают некоторые люди свои детские игрушки. И тем, и другим, и третьим кажется, что пока с ними находятся артефакты из прошлого, это прошлое у них есть, есть корни, которые держат их на земле и не дают упасть. Люди всегда думают, что собственной памяти для этого недостаточно. Им обязательно нужно иногда подержать в руках нечто материальное, чтобы насытиться духовно…

- Мерлин, - произнёс Сириус на весь кабинет, откинувшись на спинку кресла и глядя на чёрный от грязи потолок. – Если ты меня слышишь, старик, не будь жмотом, сотвори для меня чудо. Яви сюда того, кто найдёт мою Карту, и я обниму и поцелую его тотчас же.
Мерлин, очевидно, жмотом не был. Более того: было похоже, что Мерлин даже обладает какой-то силой, достаточной для сотворения настоящих чудес. Однако помимо невообразимой волшебной силы магический старик был наделён ещё и довольно специфическим, прямо-таки больным чувством юмора. Убедился в этом Сириус всего через пару мгновений: дверь его кабинета отворилась, и на пороге возник Северус Снейп собственной персоной.

Предыдущая главаСледующая глава