Глава 52. Надежда

(Из фильма «Не покидай»)


Нету слов, чтобы описать отчаянье. Безнадежное, бесконечное и бесперспективное. И нет ничего хуже, чем отчаянье – глубокое, засевшее в душе, сверлящее душу год за годом. Даже когда у человека нет ничего, он лежит, сраженный неизлечимой болезнью, теряя способность двигаться, видеть и быть собой, есть кое-что, что помогает ему. С надеждой такой человек не победим, и даже если смерть заберет его с собой, многие родственники и знакомые будут еще долго вспоминать о нем: какой был Человек, как не унывал, как держался! Такие люди выигрывают даже у Мрачного Жнеца, потому что в их душе есть то, что не отнять – Надежда. Это не материальная ценность, что можно украсть. Это душевное состояние, что можно только сломить.
И все сразу, постепенно, и ничего конкретного, но что-то сломалось во мне. Я перестала верить, что этому придет конец. Что мы победим, что я смогу быть собой. Уже столько времени я не могу быть собой, говорить то, что я хочу; делать то, что требует душа. Только что надо, что необходимо… Это началось еще до моей двойной жизни, такое состояние у меня было с рождения. Теперь я это отлично понимала, и не могла бороться с отчаяньем. Перестала верить, что для меня есть возможность быть как все. Раньше я не замечала своей не свободы, а теперь я знала о ней отлично. Все упреки, придирки, намеки, сквернословие, ложь - ложились в мою пустую душу, свободную от положительных эмоций. Последние так долго прятались в люке, что, похоже, он стал их домом навсегда. Не знаю, что добивались мои родители; наверное, они просто верили в меня. Но я перестала верить в себя – я совершенно обычная, не способная к такой жизни, девушка, с примитивными желаниями и стремлениями.
Но нельзя отказаться, нельзя перервать все лишь по моему желанию.
Был серый, холодный зимний вечер. Неспешно с неба падал редкий снег, озеро по берегу покрылось хрупкой коркой льда. Ни единой души, кроме меня – только снег, снег и снег, слабо поблескивающий от огней замка. Я сидела совсем рядом с водой, ноги были на кромке изо льда; руки и ноги уже порядком замерзли, но мне не хотелось тепла.
Гладь озера была темной и пугающей, в безлунную ночь не было понятно, где начинается небо, а где кончается вода. Бездна с началом, но без конца.
Я устала. По-настоящему, по-взрослому. Дети не умеют уставать по-настоящему, даже если весь день были на ногах. Даже если им приходится работать, чтобы заработать себе на пропитание. Потому что в детях всегда, даже в самых нищих и брошенных, живет надежда. Что завтра будет лучше, что что-то изменится… В конце концов, они не умеют сравнивать, и верят, что их жизнь не так уж плоха. Взрослая усталость проникает в душу, а не только в тело. Когда усталость не проходит, приходит уныние. Превосходная степень уныния – отчаянье. Не зря в Священной книге написано, что именно уныние – смертных грех, не ложь.
И я отчаялась. У меня отобрали друзей, отобрали родителей, отобрали свободу. И почти отобрали любовь.
Сколько еще это будет длиться? Пока не падет Волдеморт, я не могу быть. И с каждым днем, мне становится все проще и проще быть с ним… И от этого страшнее всего.
Я представила, что все это закончилось для меня. Утонула ли я в озере, была ли убита Темным Лордом или просто спряталась – не важно. Волдеморт обретет власть, и не будет беспощадней правителя. Никто не сможет подсчитать, сколько погибнет в сражениях, и какие разрушения он внесет в сердца волшебников. Обретут свободу самые страшные жители планеты – дементоры, гиганты, оборотни подобные Грейбеку. И… вне закона станут волшебники, рожденные в магловских семьях.
Лили с Джеймсом закончат школу, и обязательно поженятся. Конечно, вступят в Орден Феникса. Но спасутся ли они? Нет. Потому что я знаю это, чувствую. В один из самых обычных вечеров, Темный Лорд ворвется в их дом, и убьет их. Может быть, к тому времени у них уже будет ребенок…
Послышался очень удивленный голос директора:
- Мисс Ормонд?
С легким равнодушием я осмотрела Дамблдора, так ничего и не ответив. Директор как-то быстро, как он и всегда делал, все понял и присел рядом. Снег под ним расступился, показалась засохшая трава.
Альбус достал свою палочку, один взмах и из озера поднялась ледяная фигура, ростом с человека. Он выразительно посмотрел на меня. Я, все еще хмурясь, подняла свою палочку, на озере появилась вторая фигура, состоящая из воды. Больше всего это было похоже на бурный фонтан, имеющий очертание человека. Потоки воды спускались в черную воду, и возвращались вновь, создавая моего водяного.
Ледяная фигура протянул руку в моего человека, прекращая поток воды, мой водяной начал терять форму. Заклинание; и водяной человек стал огибать ледяную руку. Заклинание; и ледяной человек начал замораживать мою ручную воду. Уже стоя на ногах, чтобы лучше было видно поле битвы, я применила следующее заклинание. Мой водяной вскипел, испуская клубы пары, рука ледяного начала резко таять на глазах. Заклинание; и ледяной человек начал поднимать температуру. Сам он становился водяным, а мой же водяной становился паром.
Битва не на жизнь, а на смерть. Конечно, победить Дамблдора, тем более в Трансфигурации, было невозможно. Но можно проиграть с честью.
Озеро сияло нашей битвой – паром, гейзерами, то и дело возникающими, чтобы нарушить кромку люда, брызгами и разлетающимися льдинками.
Все прекратилось так же неожиданно, как и началось. Все наши создания исчезли, погружаясь и сливаясь с водой, медленно утихли круги на озере. И опять черная гладь, без начала и конца.
Дамблдор, теперь уже с обычным директорским видом, обратился ко мне:
- Если битву не видно, это не значит, что она не будет оценена.
Универсальным движением палочки, директор очистил наши мантии от земли и снега.
А на озере было все так же тихо; никто бы не поверил, что всего минуту назад тут была битва. Не на жизнь, а на смерть.

Предыдущая главаСледующая глава