Глава Двадцать Восьмая, где я рассуждаю об особенностях воспитания и родственных отношениях

Кладбище. Одним словом сказано многое. Кому может здесь нравиться? Но старик Арчи всё-таки заслужил право покоиться в земле, а не продолжать своё загробное существование кучкой пепла в какой-нибудь неказистого вида урне.
Денёк был истинно по-лондонски мерзкий. Сильный ветер задувал за воротники промозглый холод, слякоть под ногами замедляла шаги, а нависающие над головой грязно-серые тучи обещали разразиться в скором времени мокрым снегом. В такие дни я понимал стремление наших предков завоевать побольше колоний на юге — чтобы гордо говорить «я — англичанин и я у себя дома», грея пузо где-нибудь в Шри-Ланке.
Лу всхлипывала рядом со мной, замотанная в толстый вязаный шарф и натянув дурацкую шапочку чуть ли не до носа. С другой стороны от меня был Пат, который старательно щурил глаза и покусывал губы. Сзади нас вместе с тётей Мэг стоял Сириус, который не знал Арчи, но всё равно пришёл. Он, скрестив руки на груди, сосредоточенно смотрел в какую-то точку на земле, и выглядел он при этом очень грустным. Тётя Мэг не плакала, только молча перебирала чётки.
Я стоял, подняв воротник куртки, чувствуя себя при этом замерзшей вороной на ветру, и не мог оторвать глаз от гроба. В голове отдавался монотонный голос священника, но знакомые слова теперь приобретали какой-то потусторонний смысл… И если я пройду и долиною смертною тени, не убоюсь зла…
Пастор был незнакомым. Это тётя Мэг где-то его нашла, вспомнив, что Арчи, вообще-то, крестился в англиканской церкви. Сама она была католичкой (как и Пат, хотя он и не любит распространяться на эту тему), и это было третьей причиной, почему Дурсли терпеть не могли Рэндомов. Первой, естественно, было то, что они ко мне тепло относились. Это, в глазах моих родственников, был грех, который нельзя было искупить. Вторая причина — они голосовали за лейбористов…
Интересно, а пришлась бы по вкусу эта церемония самому Арчи? Ведь он был атеистом…
* * *

— Кто это? — спросил у меня Снейп, почти не разжимая губ.
— Друг дяди вашего с… — я проглотил чуть было не вырвавшиеся из меня слова «вашего сына» и, кажется, он заметил, — вашего студента, Пата, — я исправился, — Патрика. Патрика Рэн…
— Я понял, кого! — жёстко прервал меня профессор.
Он посмотрел мне в глаза долгим изучающим взглядом, в котором как всегда сквозила, мягко скажем, неприязнь. Я молчал и старался не опускать глаз. Я был огорошен печальной новостью и просто не знал что сказать. В голове моей всплыла бестолковая мысль, что у профессора, наверно, больная печень. Тёмные круги под глазами и желтоватый оттенок кожи говорят, вроде бы, как раз об этом. Наверное, поэтому он такой и злой. Всё из-за избытка желчи…
— Это не в моей компетенции, Поттер, — наконец произнёс Снейп, — идите к профессору МакГоноголл. Передайте ей, что Патрика я отпускаю.
— Может, вы лучше записку напишите? — осмелился я предложить, — вдруг она мне не поверит?..
Профессор мрачно скривил губы и злобно сверкнул глазами.
— Вы — идиот, Поттер! Посмотрел бы я на вас, попытайтесь вы обмануть профессора МакГоноголл подобным образом!
В голове и так была куча сумрачных мыслей, и слова Снейпа меня уже не задевали. Хэдвиг уже начала чистить перья и всё плечо мне истоптала, устраиваясь поудобнее.
— Ну, так я пойду?
— Идите, — выплюнул профессор и, когда я был уже в дверях, бросил мне вдогонку, — и только попробуйте мне не ответить пропущенный материал по Зельям. Лично спрошу!
* * *

Пастор уже почти заканчивал, когда на кладбище пришли ещё двое. Генри Слэйуотер и Уильям Спенсер. Оба были ровесниками Арчи, и оба принадлежали к тем людям, что окружали моего друга с детства.
Пат рос в атмосфере повальной демократии. Его воспитывали по принципу — делай, что хочешь, но отвечать за это будешь сам. Окружение было самым подходящим.
В первую очередь, конечно, тётя Мэг. Вообще-то, она преподаватель — даёт уроки игры на фортепьяно. Я помню нашу первую встречу — Пат пригласил меня к себе в гости и, естественно, представил меня ей. Она в это время вытирала тарелки и при упоминании моего имени одна из них выпала у неё из рук и разбилась. Я, конечно, тогда подумал, что это случайность. Может ли вызвать такую реакцию имя никому не известного мальчика по имени Гарри Поттер?
Чем больше я узнаю тётушку моего друга, тем больше поражаюсь резервам её характера. Думаю, на свете вообще найдётся немного таких же стойких людей, как Маргарет Рэндом. Потеряв в жизни столько же, сколько она, продолжать идти вперёд, гордо подняв голову — это заслуживает большого восхищения.
Её муж — ныне покойный Джонни Рэндом — был весёлым жизнерадостным человеком, который радовался, как ребёнок, любой шутке или розыгрышу. Я хорошо помню его широкое добродушное лицо и глаза, в которых всегда искрился смех. Даже когда ему оставалось совсем немного, он находил в себе силы сохранять своё потрясающее чувство юмора. Он был намного моложе всех своих друзей, но умер первым. Это произошло тоже под Рождество, два года назад. Как видите, этот праздник у Рэндомов вообще имеет грустный оттенок.
Дядя Джонни также имел отношение к музыке — он преподавал вокал в консерватории. Когда-то, по рассказам, он и сам подавал большие надежды, но в юности сильно простудился и сорвал голос. Так у Пата не сложилась судьба в роли племянника великого баритона.
Мистер Рэндом был хорош во многом, но у него была одна пагубная страсть. Нет, он не пил. Он играл. Карты, по словам тётушки Мэг, были его проклятьем. Вы теперь догадываетесь, от кого набрался мой друг своих незаурядных талантов? Пат был научен играть в покер к семи годам, за что дядя Джонни, по словам моего друга, получил от своей жены хорошую взбучку. Сам же дядя Джонни считал, что это здорово развивает интеллектуальные способности. Правда Пат, благодаря своему умению блефовать, сохраняя каменное выражение лица, обыгрывал своего дядю уже с лет десяти.
Таким образом, мой друг воспитывался в интеллигентной музыкальной семье, что и позволило ему вырасти таким, какой он есть, и максимально нивелировать худшие черты его характера, доставшиеся Пату, как я теперь понял, от его угрюмого папаши. Сам Пат особыми музыкальными талантами не страдает, хотя думаю «собачий вальс» наиграть сможет.
Для меня же Рэндомы, с момента моего знакомства с ними, стали всем тем, чего я не видел дома. Они были на другом полюсе от моих двинутых родственников, воплотили в себе всё то, что на дух не переносили тётя Петуния и дядя Вернон.
Они стали для меня антиДурслями.
А вот тут сейчас три старых близких друга дядюшки Джонни. Вернее, два. Арчи-то уже наверное сам с ним встретился… Перезнакомились они в разное время, но это было уже давно и не столь суть важно.
Арчи Гудвин, имевший потрясающие ораторские способности и громовой голос, который не брали годы, больше всего любил поносить капиталистов и премьер-министра, причём делал это не только из-за «левых» убеждений, а подводил всё под хорошо аргументированную основу. Он был профессором истории и раньше преподавал в Лондонском университете. За эти убеждения его оттуда и «выжили», по словам самого Арчи, «правительственные прихлебатели». Семьи у него не было, и с тех пор он жил в своём доме в пригороде столицы в полном одиночестве. Мы с Патом, бывало, стригли газон на лужайке около его дома.
Генри Слэйуотер был главным идеологическим противником Арчи ещё с университета. Как я понял, они даже учились вместе и были классическими заклятыми друзьями. На самом деле, они жить друг без друга не могли. Как встретятся — так и начинают частить про тенденции мирового развития, чуть друг другу в глотки не вгрызаются. Мистер Слэйуотер тоже был профессором того же предмета, в том же университете, только «выживать» оттуда его никто не собирался — он и по сей день там благополучно работает.
Ещё он абсолютно искренне считает меня своим тёзкой, хотя я даже как-то прямо ему сказал, что у меня даже в метрике написано — Гарри. На что он просто пожал плечами. Что поделаешь, старая закалка.
Уильям Спенсер. То есть, доктор Уильям Спенсер, ужасно добрый и отзывчивый старикан. Только одна с ним беда — он психотерапевт. Если дорвётся, задолбает психоанализом.
— Мы опоздали — пробки, — пробормотал он, обращаясь к тёте Мэг, — тринадцатое шоссе просто ужас…
Доктор Спенсер порывисто вздохнул и, глядя на гроб, снял шляпу. Церемония продолжалась в молчании. Только когда всё закончилось, мистер Слэйуотер издал непонятный всхлип и произнес дребезжащим голосом:
— Говорил же я — старый ты дурень, надевай шерстяные носки в дождливую погоду!
Седая эспаньолка затряслась и по морщинистой щеке пробежала слеза. Он развернулся и, ссутулившись, побрёл к воротам.
— Когда я умру, — угрюмо усмехнулся Сириус, — Рем тоже посмотрит на мой гроб, вздохнёт, и скажет: «Говорил же я старому дураку, надевай шерстяные носки в дождливую погоду».
И, издав отрывистый печальный смешок, тоже отправился к выходу.
* * *

Пат ждал меня в коридоре. Я молча сунул ему письмо, он глянул на него и сдавленно охнул.
— Арчи же был здоровый, как бык. Всем бы такими быть в его-то годы! — ошарашено воскликнул он.
Мы переглянулись.
— Может, он попал под автобус? — невпопад спросил мой друг.
— Почему именно под автобус?
— Ну, знаешь, он же всегда говорит — когда-нибудь я попаду под автобус, — ответил Пат и через пару секунд поправился, — говорил.
— Надо к МакГоноголл сходить, — прервал я затянувшуюся паузу, — у неё отпроситься. Снейп тебя отпустил.
— Ещё бы он этого не сделал, — мрачно усмехнулся Пат.
МакГоноголл нас отпустила. Пат сначала предложил отпроситься через Люпина, но я подумал, что это уже тяжёлая артиллерия и нужно сначала идти самим. МакГоноголл в нескольких чётких вопросах прояснила ситуацию и дала нам неделю отгула. Как говорится, по семейным обстоятельствам. Тот факт, что Арчи нам родственником не являлся, она учтиво скосила. И послала собирать вещи, и даже разрешила воспользоваться камином в своём кабинете.
Мне осталось найти Гермиону, предупредить её и попросить об одном одолжении. Первое оказалось совсем не сложно — она была в общей гостиной.
— Гарри! Ну как? Что Снейп?.. почему у тебя выражение лица такое…
— Какое? — поинтересовался я, утаскивая её за локоть в сторону от любопытных ушей.
— Похоронное, — как всегда точно в десятку попала Гермиона.
— Слушай, можно тебя кое о чём попросить? — я устало потёр переносицу, — а то мне вещи надо собрать…
— О, нет! — воскликнула Гермиона, — неужели тебя исключили?
— Исключили? — удивился я, — нет, что ты… Просто Арчи… это друг дяди Пата, умер и нам надо на… эти самые… похороны.
— Какого дяди? — не поняла она.
— Ну, определённо мужа его тёти, — немного раздражённо проговорил я, — или ты думаешь, её миссис Рэндом для прикола зовут?.. Извини, просто у меня и так в голове всё путается, а тут это…
Гермиона разом погрустнела.
— Какое несчастье… А что ты хотел спросить?
— Скажи Джинни, чтобы на тренировку меня не ждали… Но это не главное, конечно. Найди, пожалуйста, информацию о человеке, который здесь учился… любую, какую сможешь… его зовут Том Риддл, он был старостой в Слизерине лет пятьдесят назад.
— А зачем тебе… — начала Гермиона, но тут глаза её округлились, — не может быть! Так это…
— Да, — кивнул я, — это Волдеморт собственной персоной. Ну, так что, поищешь?
* * *

— Познакомьтесь, доктор Спенсер, это мой крёстный, — представил я Сириуса по дороге с кладбища, — он теперь мой опекун.
— Оспорили право опеки? — блеснул юридической эрудицией доктор.
— Нет, просто раньше я был несколько занят, — ответил Сириус.
Доктор приподнял брови. Любопытство было одной из присущих ему черт.
— Я сидел в тюрьме, — равнодушно бросил ему крёстный.
— Но, Сириус, — тут возразила ему Лу, прекратив шмыгать распухшим от слёз носом, — ты же был невиновен!
— Ты считаешь, что я должен ликовать по этому поводу? — насмешливо произнёс он.
Доктор Спенсер выглядел очень заинтересованным. Я потянул крёстного за рукав и тихо проговорил.
— Зря ты ему это сказал. Он же врач-психотерапевт. Видишь, как загорелся? Сейчас быстро тебе объяснит про какой-нибудь посттюремный синдром.
— Может, его с папашей моим познакомить? — присоединился к разговору Пат, — вот уж бесценное пособие. Ходячий комплекс неполноценности.
Сириус усмехнулся как всегда, по-собачьи, и ободряюще хлопнул моего друга по плечу.
— Не расстраивайся. Родители и хуже бывают.
— Правда? — кисло спросил Пат.
— Ну, кажется ты знаком с портретом моей доброй мамочки. А тебе хотя бы с матерью повезло.
И он прибавил шагу, догнав идущих впереди тётю Мэг и доктора Спенсера.
— Зато отец — выраженный садист с немытой головой, — буркнул Пат.
— Это у него рыцарский обет, — сказал я и пояснил, — ну, голову не мыть.
— Угу, рыцарь печального образа, мать его… — ещё мрачнее проворчал мой друг.
— Ты, кстати, про бабушку свою говоришь, — укорила его Лу.
Тут Пат бросил долгий задумчивый взгляд в спину Сириуса и даже как-то мечтательно протянул:
— Эх, мама, мама… Согласилась бы ты тогда на свидание, и кто знает? Был бы я сейчас сыном Сириуса Блэка. Сколько бы проблем исчезло.
— Не факт, — коротко заметила Лу.
— И ты был бы уже не ты, — внёс я свою лепту.
— Это точно, — угрюмо согласился Пат.
* * *

Я шёл по улице и боролся с диким желанием завалиться к своим родственничкам и заявить — Всем привет! Вот я и вернулся! Так, представляя в красках выражения лиц Дурслей, я дотопал до Пата.
Это было через пару дней после похорон, когда мы утрясли все формальности с домом. Который Арчи взял, и завещал мне. Так и написал в завещании — «чтобы мальчику было, где жить». У меня после этих слов, честно, дар речи пропал, и в голос зареветь захотелось. Знал ведь старикан, какие у меня «добрые» опекуны. Я ещё, помню, интересовался у него, можно ли считать Дурслей эксплуатирующим классом…
Пату была завещана обширная коллекция корабликов. Много разномастных моделей парусников. По словам Арчи, он собирал их с двенадцати лет.
А Лу получила в память о покойном самую ценную вещь, которой он владел когда-либо в жизни. Это был подлинник Шагала. Если бы Арчи продал его, то смог обеспечить себе не просто достойную, а прямо-таки шикарную старость. Я не знаю, чем так дорога была ему эта картина, и откуда он её вообще взял. Её украли бы давным-давно, если бы знали, что подобная вещь может преспокойно висеть над допотопным телевизором в доме, лишенным какой-либо сигнализации и с единственным жильцом — стариком со взглядами левого толка. Сама Лу всё оглашение завещания проревела, пока Пат не выдержал, сунул ей в руки упаковку бумажных салфеток и предложил ей прекратить рыдать, всё равно ничего уже не поделаешь. Лу всхлипывать не перестала и обозвала моего друга чурбаном. А Пат тихо сообщил мне угрюмым тоном, что если Лу не перестанет, то он и сам не выдержит…
… Позже даже Сириус признал, что это не дом — а проходной двор — приходи, кто хочет, и наложил втихомолку парочку защитных заклинаний. Эти несколько дней мы как раз с ним и занимались тем, что оформляли неожиданное наследство — крёстный даже пару раз кого-то приложил Конфундусом. Не терплю, говорит, бюрократические проволочки.
Ну, так вот — я шёл к Пату. Небо было хмурым, я в принципе тоже. Мысли вертелись вокруг Арчи — странно и грустно было осознавать, что человека больше нет. Как оказалось, он простудился, а простуда обострилась пневмонией, ну и сами понимаете… Да ещё в голове крутилась странная смесь эмоций по поводу дома — тут были чувства и благодарности, и вины, что, вроде бы, я и не просил, и не заслужил… Но наверное это свинство — человек просто хотел, что бы я получил этот дом. Я ничего не выпрашивал. Это было его желание, и я должен достойно принять последний подарок Арчи Гудвина…
Пат, взъерошенный и, видимо, недавно проснувшийся, сидел на кухне, и с видимым удовольствием на лице уплетал холодную китайскую лапшу из картонной коробочки, расписанной иероглифами. На столе перед ним распростёрлась «Дейли Ньюс».
— У тебя обострение страсти к азиатской кухне? — поинтересовался я.
Пат совершил неопределённый жест головой и пробормотал:
— Давно такого кайфа от еды не испытывал! В Хогвартсе, конечно, кормят на убой, но этого, — он указал палочками на лапшу, — как-то не хватает.
— Соскучился по двадцатому веку? — усмехнулся я.
— Не поверишь, я вчера телек до двух ночи смотрел — всё подряд. Все тупые ток-шоу и дурацкие фильмы пересмотрел. Так на диване и уснул. А проснулся, представляешь, в полной уверенности, что мне всё приснилось. Ну, Хогвартс там, магия, Снейп… Я к тётке подошёл и на полном серьёзе спрашиваю — правда это или нет…
— Может тебе пора к доктору Спенсеру? — засмеялся я и постучал пальцем по виску.
— Да иди ты! — ответил Пат и вернулся к своей лапше.
Мы замолчали. На кухню пришла тётя Мэг и налила кофе. Все последние события так быстро сменяли друг друга, и поэтому Пат мне ещё не рассказывал о своём разговоре с папашей, да и пророчество, о котором я вспомнил только сегодня утром, мы на трезвую голову ещё не обсуждали.
Потом тётя Мэг ушла на очередной частный урок, не забыв предупредить нас, что мы не в школе и колдовать нам нельзя. Пат пробормотал что-то в духе «не больно то и хотелось» и закурил. Мы молчали какое-то время. Потом мой друг глянул на часы и сказал:
— Лу звонила утром. Разбудила, зараза… Придёт через минут пятнадцать.
— А я Гермионе твой номер дал, — сообщил я, — она позвонит, когда приедет из Хогвартса.
— Ты ей сказал? — глянул на меня сквозь дым Пат, — ну, про пророчество.
— Сказал, — вздохнул я, — когда объяснял, по какому поводу напивался.
Пат хохотнул.
— Вы даже не встречаетесь, а ты уже перед ней отчитываешься!
— Ни перед кем я не отчитываюсь! — возмутился я, — просто она спросила, я ответил… Я про это долбанное пророчество сам-то забыл, как только письмо от Лу получил. Сегодня проснулся, лежу — как в голову стукнет — блин, я же должен Волдеморта прикончить! Всё утро у зеркала пытался убедить себя в том, что я — герой.
— Ну и как? Удалось? — саркастически поинтересовался Пат.
— Нет, — кисло хмыкнул я, — не удалось. Только зеркало достал. До чего они у Сириуса молчаливые, так это посоветовало заткнуться и побриться.
Я помолчал и добавил.
— Суперсилу я тоже не знаю, где искать.
— У тебя же она есть, — вспомнил Пат, — любовь, да?
— Угу. Но вряд ли это значит, что я должен зацеловать Волдеморта до смерти.
Пат засмеялся и вдруг серьёзно спросил:
— А знаешь, как меня мама хотела сначала назвать?
— Могу догадаться, — хмыкнул я. Мой друг скривил рожу.
— Представляешь, как мне, оказывается, повезло родиться семнадцатого марта! Сам бог велел назвать ребёнка в честь виновника торжества. Тётя очень настаивала.
Да, как-то не вяжется образ моего друга с именем Северус. Как бы мы тогда его звали? Сев? Интересно, кто-нибудь называет профессора Снейпа Севом?
— А знаешь, за что он мне тогда въехал? — продолжал вольное изложение Пат, — не за себя обиделся. За Хогвартс. Не смей, говорит, оскорблять место, которое для многих стало родным домом.
Пат бросил долгий взгляд на тлеющую сигарету и продолжил свой монолог. Я его ни о чём не спрашивал — его право рассказывать мне то, что он считает нужным.
— Он меня в свой кабинет приволок и дал какую-то гадость, от которой меня чуть не стошнило, и я мигом протрезвел. Ты даже не представляешь, до какой степени отвратно моментально трезветь. Может он, конечно, хотел избавить сыночка от мук похмелья, но лично я ему за это не благодарен… Ну, мы поговорили… вроде как, — невесело скривился мой друг, — вообще, говорил в основном я. От него то каких-то ошеломляющих речей и признаний я не услышал… Да я и не уверен, нужны ли они мне… Может, он ожидал, что я извинюсь, или… не знаю, что. Ну, я тоже молодец, спокойно так сказал, что от своих слов не отказываюсь, и мне вообще-то без разницы, кем он мне приходится, и что поступать он со мной может, как ему угодно, только пусть отпустит меня спать. А мне действительно, после этой дряни так спать захотелось, думаю — усну прямо на ходу… А он… то ли расстроился, то ли обрадовался — хрен его разберёт с его-то рожей. Может, ему тоже всё равно…
— Ну что ты гонишь, Пат, — устало возразил ему я, — ну как тебе может быть всё равно? Уж мне-то врать не надо. И Снейпу тоже далеко не наплевать. И ты сам это прекрасно знаешь…
— Ну да, ты прав, — на удивление легко согласился Пат, — только, понимаешь… Ну, не знает он, что со мной делать! Не знает! Не знает как себя вести, потому что воспринимать меня как обычного студента он не может, и, наверное, даже не хочет. Его штучки со мной не прокатывают, и он это видит, но другого поведения он не знает. Он не знает как вести себя с собственным сыном! Он умеет быть кем угодно — преподавателем, Пожирателем Смерти, шпионом… только не умеет быть отцом.
Пат надолго замолчал, снова вытаскивая сигарету из помятой пачки и закуривая. Я думал, он больше ничего не скажет. Но он продолжил:
— Он считает, что я его ненавижу.
Я непонимающе на него посмотрел.
— Он, конечно, так не сказал. Но я-то знаю.
— А ты его ненавидишь? — осторожно спросил я.
Пат фыркнул, всем видом показывая абсурдность такого предположения.
— Почему я должен его ненавидеть? За что? Он же мне ничего не сделал. Даже наоборот, посодействовал моему появлению на свет… Он меня раздражает, конечно, и довольно часто, но это естественно, он же всех раздражает… Да и не в этом вовсе дело, он здесь не при чём.
— А в чём? — совсем запутался я в философских рассуждениях моего друга.
— Иногда ты так тупишь, Поттер, — в недовольном недоумении сощурился Пат, — дело вовсе не в Снейпе. Просто есть вещи, которые нам не нравятся за то, как они звучат. Вот одна из них: Северус Снейп — мой отец. Или, вернее, я — сын Снейпа. Дело — во мне. Я смотрю на него — и вижу себя, понимаешь? Себя узнаю, и притом далеко не с лучшей стороны. Как будто передо мной кривое зеркало поставили. Я смотрю на него и думаю — неужели и я такой же?! Неужели я могу быть таким?!
Пат посмотрел на меня и очень серьёзно спросил:
— Скажи, Гарри, я — плохой человек?
— Пат, — так же серьёзно ответил я ему, — если бы я знал, что ты грузишься из-за такой ерунды, я бы давно тебе настучал по голове, что бы вышибить оттуда подобную дурь. Ты — не плохой человек. И не такой, как Снейп. Ты же не считаешь большинство людей самовлюблёнными кретинами…
— Считаю, — честно ответил мне мой друг, — просто я об этом не говорю вслух.
— Ну вот, видишь, — не удержавшись, засмеялся я, — уже прогресс.
— А тётя Мэг, представляешь, — неожиданно заявил Пат, — знаешь, что? Ты, говорит, должен наладить с ним отношения. Он всё-таки твой отец. И это после того, как она буквально призналась в том, что не отправила меня в Хогвартс, дабы избежать его влияния…
Но тут я уже не выдержал. Я, конечно, понимаю, насколько это всё важно для моего друга, и готов поддержать и помочь в случае необходимости, но у моего терпения тоже есть предел.
— Ну, Патрик Джонатан, ты меня задолбал со своим экзистенционализмом! Радуйся, что тебе хоть есть с кем налаживать взаимоотношения! Я бы был совсем не против, если вдруг появился мой отец, даже если бы он был таким же мрачным типом, как Снейп!
— У тебя есть Сириус, — брякнул сгоряча Пат, но, напоровшись на мой выразительный взгляд, потупился, — да… хм…
— Сириус — не как отец, — тихо сказал я, — он как… нет, не старший брат… как старший друг. Иногда мне кажется, что он путает меня с моим отцом, и немного расстраивается, когда выясняется, что я не так уж на него и похож. Появление Сириуса — одно из лучших событий в моей никчёмной жизни, но ни он, ни кто-либо другой отца заменить не сможет. И тебе ли этого не знать?
— Это да, — хмыкнул Пат и, наливая кофе, попросил, — может, закроем тему?
— О! — воскликнул я, — я думал, ты никогда этого не спросишь. Лично я — с удовольствием.
Тут на кухню ввалилась Лу, опять закутанная в свой длиннющий красный шарф. Пат так и застыл с кофейником в руке.
— Ты что, через стену просочилась? — произнёс он вместо приветствия.
— А мне твоя тётя ключ дала, — похвасталась наша сумасшедшая подруга и тут же его продемонстрировала. Вообще-то, на массивном брелке у неё их болталось штук десять. Ну, может семь.
— Ты теперь вахтёр? — поинтересовался я.
— Сам ты вахтёр, — возмутилась Лу, усаживаясь на стул и перехватывая у Пата кофейник, — от дома, от моей комнаты, от гаража, от шкафчика в раздевалке, от этого дома… Ой!
Кофе она, конечно, перелила. Мы даже не удивились.
— А хотите, я вам что-нибудь приготовлю? — воодушевилась Лу.
— Спасибо, не надо, — отрешённо проговорил Пат, — я и сам отравлюсь.
— Какой ты грубый, Пат, — надулась она, — а что у вас лица такие кислые? Только Арчи не вспоминайте, а то я опять расплачусь.
— У нас был закрытый семинар по вопросу родственных отношений, — оповестил её я.
Лу громко фыркнула, ясно выражая мнение по поводу этого вопроса.
— Фу ты, глупость какая… кстати, по поводу родственников, — повернулась она ко мне, — не поверишь, кого я сейчас видела. Твоего братца!
— Сочувствую, — не удержался я.
— Нет, я ещё не рассказала самое интересное, — засмеялась Лу, — он был с девушкой!
— Ого! — вытаращил глаза Пат, — она что, слепая?
— И глухонемая? — выдвинул предположение я.
— Не знаю, но с виду похожа на твою тётю Петунию.
Мы с Патом переглянулись.
— Прогрессирующий Эдипов комплекс, — умудрено заметил я.
Надо же, как это тётя Петуния отпустила маленького Дидди одного с девушкой гулять? Тут вдруг Пат захохотал. Мы с Лу посмотрели на него, как на чокнутого.
— Ты в порядке? — осторожно спросил я.

Предыдущая главаСледующая глава