IV. Ferro ignique!

…Это началось внезапно: яркие всполохи в стороне Саутфлита.
– Похоже на боевые заклинания, – громко сказала Ровена герцогу. Он мрачно кивнул и остановил лошадь. Ровена резко натянула поводья, притормаживая рядом, и вопросительно поглядела на Ондатже.
– Вам нужно передохнуть, – пояснил он, прочитав по ее глазам, – да и мне тоже. Хотя бы полминуты.
Ровена не могла с ним не согласиться. Она задыхалась от такого продолжительного быстрого галопа, в глазах стояли черные точки: обратный путь они преодолевали в несколько раз быстрее.
Она невольно задалась вопросом, где они находятся, и, прикинув, решила, что они как раз где-то между Сауфлитом и домом. Они остановили лошадей на дороге, и это жутко нервировало – слишком опасно стоять вот так, незащищенными и не скрытыми лесной чащей.
Ровена невольно оглянулась назад и вздрогнула – ее худшие опасения сбывались. Два всадника, казавшиеся маленькими фигурками на горизонте, появились вдали и направлялись к ним.
Она поспешно потянулась к волшебной палочке за поясом и обернулась с беспокойством к Ондатже:
– Герцог…
Бельгиец пристально вгляделся вдаль и рассмеялся.
– Ну что вы, милая… Неужели испугались вашего собственного наставника?.. Сами небеса нам его послали.
Ровена непонимающе посмотрела на герцога и тут же перевела взгляд обратно. Красный плащ, рыжая борода… Сейчас, когда сэр Годрик был от них в тридцати шагах, она, и правда, удивилась, почему не узнала его раньше. Всадники остановились рядом с ними, и Ровена слабо улыбнулась:
– Сэр Годрик… Мы как раз спешили, чтобы…
Но Гриффиндор не дал ей договорить:
– Наконец-то! Почему вас так долго не было, я же просил возвращаться скорее?!.. – его голос был подобен грому во время грозы. Гриффиндор строго смотрел на свою воспитанницу, сдвинув рыжие брови, отчего над переносицей у него образовалась едва заметная складка, свидетельствовавшая о том, что он разгневан. – Почему ты считаешь, что я должен сидеть и ждать тебя три часа к ряду?!.. Где можно было так долго кататься?!.. – лошадь Гриффиндора начала нервно фыркать и переминаться.
Ровена никогда прежде не видела наставника таким. Объяснить его ярость можно было лишь тем, что он беспокоился о ней. Но она все равно была удивлена и смотрела на него, широко распахнув глаза:
– Сэр... простите… мы…
– Еще счастье, что мы встретили вас по дороге! Тебе следовало давно быть дома! Неужели так трудно выполнить то, о чем я прошу?!.. Ондатже! – Годрик увидел герцога за спиной Ровены и перевел свой яростный взор на него. – Ты взрослый разумный человек…
Герцог умиротворяющее поднял руку:
– Не стоит повышать на меня голос, Годрик. Так вышло случайно. У нас есть для тебя важные новости…
– Норманны, – коротко произнесла Ровена. – По римской дороге. Их много.
– Хотя по нашим последним наблюдениям, – добавил герцог, – они скорее всего уже бесчинствуют в Саутфлите…
Замерев в ожидании, Ровена и Ондатже смотрели, что скажет Годрик. Но к их удивлению, он воспринял эту новость более чем спокойно. Гнев уже прошел. Он задумчиво кивнул и обернулся к своему спутнику:
– Ну что ж… Я не думал, что они будут здесь так скоро…
– Надо спешить, – кивнул в ответ господин в дорожном плаще, его лицо скрывал капюшон.
Ровена с удивлением вгляделась в незнакомца – и голос этот, и грузная фигура были смутно знакомы ей. Словно воспоминания из детства.
Человек опустил капюшон, и Ровена широко улыбнулась – конечно, как она могла сразу не признать его?..
– Сэр Бирсет!
Реджинальд улыбнулся в ответ, но беспокойство делало его улыбку не такой радостной:
– Здравствуй, Ровена… Святой Патрик, как ты выросла… – Он с теплом посмотрел на свою бывшую подопечную. – Прости, что раньше не заглядывал сюда, у меня не было возможности навестить тебя и справиться, как твои дела. Но по твоему виду, я вижу, что у тебя все хорошо.
Ровена кивнула. Внутри что-то радостно затрепетало, и на какой-то миг ей снова показалось, что она десятилетняя девочка, и они с сэром Бирсетом стоят у высоких дубовых ворот в промозглой ночи, ожидая увидеть Годрика Гриффиндора. Она вспомнила, как волновалась тогда, и каким грозным и величественным ей показался Гриффиндор в их первую встречу.
– Что же вас привело в этот раз?.. – поинтересовалась, Ровена. По его озабоченному лицу, она поняла, что не все так просто.
– Реджинальд спешил предупредить нас, что при Гастингсе наши войска были разбиты и нормандские чужестранцы двинулись к Лондону, – быстро пояснил сэр Годрик. Он нетерпеливо поглядывал по сторонам. Видимо, его смущала открытость дороги, также как и Ровену.
– Я узнал о приближении нормандцев еще около Гастингса и поспешил предупредить знакомых волшебников, надеясь опередить захватчиков. Но видимо, я опоздал, – скорбно произнес сэр Бирсет. И обернулся к Гриффиндору: – Годрик, их войска многочисленны, а здешние деревни слишком малы и ничтожны. Они разделились и решили атаковать несколько пунктов сразу. Мне нужно спешить, чтобы предупредить остальных.
Гриффиндор понимающе кивнул и положил руку на плечо Реджинальду:
– Спасибо, друг мой. Я обязан тебе. Надеюсь, мы видимся не в последний раз. Bene ambula!*
Сэр Реджинальд кивнул:
– Vincere aut mori!* – и натянув поводья, поехал прочь.
Трое оставшихся какое-то время смотрели ему вслед, но Ондатже повернулся к Годрику. Его лицо было сосредоточенным, а тон серьезным, Ровена никогда не видела бельгийца таким деловым:
– Я думаю, что тоже покину вас, Годрик. Хотя, видит бог, я бы не хотел оставлять вас сейчас, – здесь он кинул мимолетный взгляд на Ровену, и она тут же невольно опустила глаза, сделав вид, что ей ужасно интересно наблюдать за собственной лошадью, которая настороженно шевелила ухом. – Но мне нужно ехать. Необходимо попасть в Дувр раньше нормандцев.
Гриффиндор молча кивнул.
– Я надеюсь, еще увидеть Вас, – по тону его голоса Ровена поняла, что герцог обращается к ней, и подняла взгляд. Уголок рта бельгийца чуть приподнялся – бледный призрак его извечной усмешки: – Я обязательно заеду к Вам утром, как обычно, для нашей совместной прогулки.
Ровена неуверенно кивнула, невольно поймав себя на мысли, что меньше всего ей бы хотелось, чтобы герцог покидал их. Ей почему-то стало невыносимо тоскливо. В то время как Ондатже уже развернул лошадь и поднял руку:
– Береги ее, Годрик! Береги себя!.. – он исчезал вдали и превращался в едва различимую точку.
Топот копыт затих, и Гриффиндор посмотрел на Ровену, на его лице читалось предвкушение чего-то долгожданного:
– Ну что ж, в Саутфлит!
Они пустили лошадей бегом, и сквозь топот копыт Ровена услышала, как Годрик с бравадой произнес:
– Тренировки кончились. Готова ли ты к бою?..
И она мысленно повторила его вопрос, с беспокойством прислушиваясь к себе. А правда, готова ли?.. Как там сказал сэр Бирсет?..
Vincere aut mori.

***
Она не выходила из этой темной и душной комнаты весь день. С самого раннего утра. С того самого момента, когда подошла к кровати Эрерху, тихо ее позвав, и поняла, что та уже не отзовется… что она уже ничем не сможет помочь… и, хотя она знала, что так и будет, но все-таки ноги не держали ее. Она села прямо возле ложа умершей и тупо уставилась в одну точку. Во рту почему-то появилась горечь…
Именно сейчас ей вспомнилось, как долго тянулись эти последние три дня, как стонала во сне несчастная отмучившаяся, как шептала что-то в бреду и металась по кровати, вцепившись руками в одеяло… Но теперь она лежала среди одеял, будто спала самым мирным сном, будто и не было никаких мучений и стонов… И на губах ее застыла легкая улыбка, словно она была в самом прекрасном месте на земле…
Наверное, так и было…
Сидя здесь, у кровати, на полу из затертых досок, она словно сейчас видела Эрерху в их последний разговор…
В неверном свете свечи, на кровати со скомканными простынями и вся в холодном поту, она тихо позвала ее:
–Хельга… – ее голос был еле слышен, словно шуршание осенних листьев за окном, словно шелест высохшего пергамента. – Хельга… подойди…
И она подошла. Хотя ей было страшно, и мелкая дрожь била все тело. Женщина судорожно протянула руку и уцепилась за ее подол. Невидящим взглядом она уставилась в потолок. Ее лицо – некогда прекрасное и молодое – было высохшим, с темными, почти черными, кругами под глазами, волосы, что в юности текли медной рекой по плечам, спутались и давно потеряли свой прелестный цвет, губы потрескались… ее беспрестанно мучил кашель, и каждый раз, когда после очередного приступа она откидывалась на подушку, на губах выступала кровь…
– Хельга… ты должна меня выслушать и запомнить все, что я скажу…
И ей ничего не оставалось, как кивать и протирать лоб больной холодной водой.
Она видела, как трудно было говорить Эрерху. Ее голос иногда пропадал совсем, теряясь в полутемном пространстве комнаты, отчего некоторые слова были неразличимы… Но Хельга не особо запоминала то, о чем говорила больная. Она сама просто не могла сосредоточиться, мысли путались и метались, словно в бреду. Внутри едкой ледяной жидкостью растекался страх… Как по заколдованному кругу, она спрашивала себя, что будет дальше?.. Всевышний Митра, что будет, когда она останется одна?.. Что?..
И словно отвечая на ее вопрос, Эрерху рассказывала ей, что ее ожидает. Она рассказала ей все о том, что скоро случится. Она увидела это во сне. Эрерху сказала, что через три дня она уйдет к праотцам, и что именно в этот день, когда солнце будет клониться к закату, к ним придут демоны – одетые в железо. И демоны повергнут в ад их дома и заберут жизни их мужчин, и искалечат их детей, и обесчестят их женщин. Но она уже не увидит всего этого… Они сожгут ее тело в пламени адового огня. Но она, Хельга, не должна волноваться. Она видела во сне… все будет хорошо… ей будет знак… она должна просто следовать судьбе… Она не останется одна… и все будет хорошо…
Потом она попросила пергамент и сок можжевельника. Он давал красно-бурый цвет, и им она писала свои странные письмена. Еле различая что-то в тусклом свете, она писала всю ночь, прерываемая приступами кашля. Писала, покуда хватало сил. Потом она отдала свитки Хельге.
– Здесь все, что я не успела рассказать тебе… я не имела права заносить на пергамент эти знания, которые передавались только из уст в уста многие века… Надеюсь, боги простят меня… Ведь ты должна знать… Сохрани их… прочитай… но не сейчас, – тут же добавила она, взяв Хельгу за руку и будто мешая ей заглянуть в пергамент. Пальцы Эрерху были сухими и невероятно горячими. – Потом… придет время… Главное, помни, что все будет хорошо… Будь сильной… Прими мой уход спокойно… Всевышний Митра позаботится о его дочери…
Эрерху устало отвернулась к стене, глаза словно покрылись мутной пленкой, и взгляд стал невидящим… Она заметалась по подушке, снова что-то нашептывая на своем древнем языке, на котором всегда обращалась к силам природы и которого Хельга так и не узнала…
Хельга молчала. Она стояла и смотрела на Эрерху, чувствуя, что ничем не сможет помочь. Сок трав и отвары, которые она готовила все эти дни, уже не могли спасти ее. Именно тогда, когда она увидела ее высохшее лицо и мутный взгляд, до Хельги вдруг дошли произнесенные ранее слова. Эрерху говорила, что умирает. И Хельга остро ощутила правдивость сказанного, и словно волной ее накрыло осознание этой еще не случившейся потери. Она села на пол возле кровати, как сидела сейчас, и положила голову на влажную простынь больной. Ей было так тоскливо, так одиноко, так страшно, особенно в этой полутемной комнате… Слезы покатились по щекам горячими солеными дорожками.
– Эрерху… Эрерху… Эрерху… – она не могла остановиться и повторяла все снова и снова сквозь всхлипы ее имя... и ей казалось, что спустя еще миг, спустя одно мгновение, знакомая ладонь опустится ей на голову, успокаивающе погладит ее, как бывало раньше, и родной голос тихо и нежно произнесет: «Ну-ну, дитя мое… не плачь…»
Хельга сидела, уткнувшись головой в кровать, слушая стоны Эрерху, и все ждала…
…Больная так и не пришла в себя. Все три дня она была в горячем бреду, что завладел ее телом и разумом. И Хельга сидела рядом с ней все это время, держа ее горячую руку в своей. От недосыпания, ей самой казалось, что она бредит… Но она все так же протирала ей лоб. Все также пыталась поить бульоном и отваром из трав. И убеждала себя, что Эрерху все-таки ошиблась – она не умрет, она просто говорила это в бреду… скоро жар спадет… Она ведь сказала, что все будет хорошо… Она не умрет… однако в глубине души Хельга сама себе не верила. Беспокойство час за часом точило ее изнутри…
И вот теперь, когда она смотрела на умиротворенную застывшую улыбку Эрерху на мертвенно-бледном лице, ей почему-то становилось спокойнее. Словно все напряжение этих дней разрядилось в логическую развязку, словно все встало на свои места…
Но слезы продолжали литься и литься. Не обращая на это внимания и безрезультатно смахнув их тыльной стороной руки, Хельга заставила себя подняться. Она поцеловала умершую в лоб, затем методично, словно смотря на себя со стороны, совершила ритуал омовения, натерев ее тело маслом мирты, заплела волосы Эрерху в косы и одела ее в лучшее платье – из тяжелого темно-зеленого сукна – цвета лесной чащи, с золотой вышивкой по вороту. Эрерху так любила его. Приподняв голову умершей, Хельга надела ей на шею амулеты и талисманы, которые она всегда носила. А затем убрала ее ложе цветами.
Она прочитала по памяти короткий монолог на латыни, который однажды зазубрила наизусть по просьбе Эрерху еще в детстве, и который потом иногда произносила над умершими в деревне, когда сама Эрерху не могла этого сделать. Там говорилось о путниках, что находят дорогу и идут на свет во мраке, о тех, кто встречает этих странников на далеком прекрасном острове Авалоне, куда отправляются души волшебников, о том, что когда-то этот путник встретится с теми, кого покинул, а сейчас нужно пожелать ему доброго пути… Хельга не знала точного перевода этих сложнопостроенных предложений и фраз, она владела латынью совсем чуть-чуть и лишь на разговорном уровне. Но тем не менее, слова проникали в самое сердце и успокаивали. Ее монотонный голос затих, и в комнате повисла тягостная тишина.
В молчании Хельга постояла минуту, глядя на постель. Такая красивая, в цветном платье и цветах, с улыбкой на губах, Эрерху казалась вымыслом из древних сказаний, прекрасным духом лесов. Настолько нереальной, почти прозрачной… она больше не принадлежала этому миру…
Чувствуя, как внутри все сжимается от невероятной тоски, Хельга отвернулась. Ей было больно, так невыносимо больно. И так пусто… так тесно дышать… Горло сдавило новыми приступами слез. Ее тихие всхлипы нарушали одинокий полумрак этой опустевшей комнаты…
Она не хотела думать, что делать дальше. Она боялась думать об этом. Отдаленным эхом на ум пришли слова Эрерху о том, что ей будет знак, и она должна последовать ему.
Стараясь подавить бесполезные рыдания и вытирая глаза, что уже начинали болеть от слез, Хельга взяла свитки Эрерху и, прижав их к груди, опустилась на стул возле окна.
Она стала ждать.

***
Когда они подъехали к Саутфлиту, солнце начало медленно ползти к горизонту, из-за чего небо окрасилось в багрянец. Но потом Ровена запоздало сообразила, что небо было в пурпурном зареве вовсе не из-за закатных лучей. Огонь. Пожары. Горели соломенные крыши Саутфлита. И запах гари резко ударил в нос.
Ровена и Годрик остановили лошадей на въезде в деревню и от оцепенения смотрели как завороженные на творившийся на их глазах ад. Они опоздали – нормандцы уже были тут и вовсю орудовали копьями и мечами, злые и надменные, с одинаковыми жесткими выражениями на лицах они разоряли и поджигали дома. Крестьяне защищались, чем могли – некоторые умудрялись стаскивать врага с лошади, уворачиваясь от стали меча, и переходить в рукопашный бой. Некоторые, вооружившись вилами, граблями и палками боролись до последнего за свою жизнь. Иногда мелькали и отчаянные лица мужчин, которые сражались с захватчиками мечами. И среди них Ровена увидела знакомого мальчика, что встречался ей раньше – Годрик обучал его фехтованию.
Вспышка и резкий выкрик «Insendio!» заставили ее быстро повернуться: нормандец с волшебной палочкой в руках произносил заклинание, направив ее на один из домов, на крыше которого тут же занялось пламя. С безумным криком из дома выбежала женщина с плачущим ребенком на руках, в ее глазах был ужас. Увидев захватчика, она уставилась на него. С наслаждением чужеземец поднял палочку, нацелив на жертву. Он произнес заклятие, но его голос потонул в общем гуле… Ровена резко отвернулась, не в силах следить за происходящим.
Ей вдруг стало страшно. Она никогда не видела смерть так близко. Магов было не много, но они были сильны. Именно сейчас она поняла, что не готова к тому, чтобы вступить в бой. Она ни разу ни с кем не дралась на магической дуэли. Тренировки с сэром Годриком не в счет: там ты точно знал, что все закончится хорошо – одобрительной улыбкой и похвалой наставника, здесь же все было слишком реальным, настолько, что верилось в происходящее трудом.
Гриффиндор обернулся к ней, судя по его воодушевленному виду и горящему взгляду, ему нравилось то, что он видел. Все вокруг возбуждало в нем воина и ему не терпелось вступить в бой. И это напугало ее еще больше, сейчас он казался ей безумцем.
Но наставник вполне разумно произнес:
– Их больше, чем я думал. И я не понимаю, почему ни один волшебник не бросился на помощь… Нам нужны люди…
Ровена едва понимала, что он говорит, его голос терялся в суматохе. Крики, ржание лошадей, треск горящих балок, лязг доспехов и оружия, плач детей и стоны... Она жестко приказала себе взять себя в руки, судорожно вцепившись в поводья. Но это не помогло. Ее мелко затрясло.
– Ты должна поехать и позвать кого-нибудь, – продолжал Годрик. – Поезжай на север, позови Шэклболта. Скажи ему, что нужно спешить. И загляни по пути в соседние дома, объясни остальным волшебникам, как это важно…
Что?.. о чем он?.. Она совершенно точно поняла, что не сможет сдвинуться с места, не сможет заставить себя сделать хоть что-нибудь. Она резко мотнула головой.
Гриффиндор впился в нее взглядом:
– Ровена?.. Поезжай. Несись со всех ног! Ты слышишь меня?..
Она судорожно сглотнула, сжав зубы и не отвечая. Ее глаза были широко распахнуты. Где-то вдалеке грубый голос произнес еще одно заклинание и раздался пронзительный крик. Она вздрогнула.
– Езжай! Скорее! – Годрик был разъярен. Как она посмела его ослушаться?.. Его глаза полыхали. – Сейчас же!
Но Ровена истерически замотала головой. Она, наконец, нашла свой голос:
– Нет, нет… нет… я не могу… я не могу бросить вас…
Ей страшно, Мерлин, впервые так страшно. «Они убьют их… этих крестьян, этих мальчиков и женщин… убьют их всех… и нас… они убьют нас…» – казалось, ни о чем другом она не могла сейчас думать.
Кто-то схватил ее за плечи сквозь туман мыслей – сэр Годрик. Он больше не был разгневан. А наоборот очень спокойно смотрел ей в глаза твердым уверенным взглядом.
– Ровена, послушай, ты должна спасти нас. Это очень важно. Поезжай к Шэклболту. Ты должна привезти его. Он соберет остальных. Поспеши.
Она почувствовала его горячие руки на своих плечах и ощутила, как его жизненная сила и уверенность словно перетекают к ней. Она медленно кивнула.
Не добавив больше ни слова, Гриффиндор вытащил меч из ножен и стремительно ринулся в бой, теряясь в толпе и суматохе. Ровена вздохнула, глядя ему вслед, и развернула лошадь к дороге.

***
«…Норманны захватили территорию Англии довольно легко, практически не встретив сопротивления, благодаря большому числу волшебников в составе их войск. Принимали ли участие в обороне против захватчиков Основатели, точно не известно. Однако есть несколько недоказанных версий, что Годрик Гриффиндор помогал в приготовлениях армии короля Гарольда. Момент этот кажется спорным потому, что точное место жительство Гриффиндора в те дни, а также род его деятельности, не выяснены. Большинство историков склоняется к тому, что знаменитый волшебник мог проживать в Шотландии, куда перебралась его семья и где он долгое время служил при дворе. Впрочем, и знаменитая ныне Годриковая Лощина, расположенная в графстве Кент, также могла служить его домом.
В подтверждение тому, есть неясные упоминания о «волшебнике в алом плаще, с горящим взглядом и сильной рукой… он появился, когда жители деревни Саутфлит подверглись нападению захватчиков… И те как ястребы слетались на добычу, сжигали дома и убивали жителей… А с ним рядом бок о бок был невысокий юноша с длинными волосами и нежным лицом…» в другом источнике также упоминается о волшебнике в алом плаще, только рядом с ним находится девушка в мужском платье. Кто был спутник Гриффиндора, да и был ли это сам Годрик Гриффиндор, отражающий атаку норманнов, ничего не говорится…»

Элизабет вяло пролистала книгу до конца и отложила, даже не поглядев на заголовок. Она сидела в полупустом зале библиотеки. За окном стоял один из хмурых осенних дней; солнце, то и дело проглядывающее из-за туч, чертило тусклые узоры на парте, заставляя девушку недовольно щуриться. Мятый пергамент перед ней был сплошь исписан и исчеркан – видно было, что его не раз правили. На столе высилась башня из книг по теме, большинство из которых Элизабет знала уже вдоль и поперек. Она старательно выписывала самые интересные моменты, надеясь после как-нибудь скомпоновать их и получить курсовую, но и с этим все было не просто: во многих книгах, да что там книгах – даже во многих учебниках по истории магии она обнаруживала несостыковки дат, имен и событий. О какой слаженности и порядке могла идти речь?
Например, даже банальная дата основания школы. В одном источнике говорилось о 1080-м годе, другой утверждал, что это были первые десятилетия тысячелетия. Как можно было связать обычные исторические события с жизнью Основателей?..
Пока она имела лишь множество несходящихся дат и фактов, и даже не определилась в каком направлении двигаться вообще. Пора было всерьез браться за курсовую.
Разрешение на Запретную Секцию они с Чжоу получили на второй день учебы; на дворе уже стоял октябрь, а Элизабет так им и не воспользовалась.
Ей казалось, что количества библиотечных книг и так будет достаточно, это ведь СОВ, а не ЖАБА. Но в последнее время она начинала думать, что пора искать что-то другое - действительно стоящее. Какой-нибудь источник, на который можно положиться целиком и полностью и уже не обращать внимания на неточности в других книжках… Элизабет решительно захлопнула книгу. Уроки на сегодня уже закончились, и она планировала еще немного порисовать на пятом этаже.


Поспешно собирая свои листы в кучу, она не услышала, как кто-то сел напротив. Случайно подняв голову, она встретилась взглядом с насмешливыми серыми глазами. Элизабет фыркнула и продолжила как ни в чем не бывало собираться, чувствуя на себе его пристальный ироничный взгляд. Спустя пару минут девушка не выдержала, подняв голову и прямо взглянув на него:
– Слушай, Бен, если ты собираешься меня загипнотизировать, у тебя ничего не выйдет.
Он даже не отреагировал, поглядывая на нее поверх маленькой книжки, которую вертел в руках. Это были «Тайные связи Основателей» - один из тех дамских романов, что они видели в Хогсмиде, который каким-то непонятным образом затесался в ее исторические книги. И сейчас эта книжка была раскрыта, Элизабет ничуть не сомневалась в этом, на самом пикантном моменте. Не может же человек улыбаться такой гнусной улыбочкой просто так.
– Хочешь, я почитаю тебе вслух, пока ты собираешься, Лиззи? – протянул он, опуская глаза к книге.
– Избавь, – буркнула Элизабет, заливаясь краской. Было что-то в том, как он произносил это «Лиззи». Всегда.
Повисла пауза, во время которой Бен старательно делал вид, что увлечен чтением, а Элизабет, злясь на себя за излишнюю нервозность, собирала книги.
– Мда, – подвел итог он, захлопывая книгу и звонко припечатывая ее на стол, - это, должно быть, было захватывающим чтением. Скажи, ты, видимо, читала ее по вечерам? В смысле – на ночь? – он ухмыльнулся, глядя на нее.
– Какая прозорливость. Ты меня просто насквозь видишь, - пробормотала она, не зная, куда деваться от его взгляда. - Что тебе нужно Бен? Ты пришел, чтобы позлить меня?
– Почти угадала. Вообще-то, - сказал он, протягивая руку к потрепанной тетради, - я пришел за своими лекциями. Но хорошая попытка.
И не сказав больше ни слова, даже не посмотрев на нее, она поднялся и направился прочь из библиотеки. Только когда Бен уже подошел к двери, Элизабет словно очнулась:
– Но… я еще не закончила с ними! – попыталась возразить она, но он уже не слышал.


Порисовать так и не удалось, Лиззи могла опоздать на ужин. Она спустилась в вестибюль, чтобы пройти в Большой зал, и заморгала от удивления – холл был заполнен студентами, столпившимися возле высокого стенда.
Элизабет уловила лишь обрывки фраз: «... школы магии… иностранные гости… Тремудрый Турнир…» И пробираясь сквозь толпу, решила выяснить, в чем дело. Чжоу, Мариетта и Аннет уже стояли там и, так же как и все остальные, перебивая друг друга, что-то бурно обсуждали.
– Нет, ты только представь, - сразу обратилась Чжоу к подошедшей к ним Элизабет, словно та уже простояла с ними по крайней мере полчаса, - где еще представится такая возможность?.. Сам Виктор Крам! Среди нас! Можно будет поболтать с ним, взять автограф! Хотя я надеюсь, одним автографом дело не обойдется!..
Аннет лишь усмехнулась - немного надменно, как обычно:
– Да кому это интересно. Ты разве не читала – ученицы Шармботона! Вот с кем я действительно бы пообщалась. Все женщины у нас в роду по материнской линии обучались в этой школе, и уж поверь мне – нам есть чему поучиться у Шармботона! А моя мама…
– Да-да, - немного резче, чем стоило, перебила Мариетта, - мы уже слышали сто раз – Франция, вейлы, король Людовик, голубая кровь… - Она развернулась к Элизабет, не замечая обиженного вида Аннет, – а что ты думаешь, Лиззи?..
Элизабет как раз изучала яркое объявление, прикрепленное на стенде:
– «Турнир Трех Волшебников? Делегации представителей школ "Шармботон" и "Дурмштранг"…»? – прочитала она вслух. И повернулась к сокурсницам, стараясь сдержать усмешку: – Мне нравится, что благодаря этому уроки закончатся раньше. Неужели весь шум из-за приезда гостей?..
– Лиззи, ты как всегда в своем репертуаре, - Чжоу закатила глаза, - я уже полчаса распинаюсь…
Она говорила что-то еще, но Элизабет не успела вникнуть, совсем рядом с ней вынырнул из толпы Эрни МакМиллан, его глаза горели восторгом:
– Представьте себе, событие!.. Осталась всего неделя! Интересно, знает ли Седрик? Пойду ему скажу, – он подмигнул и скрылся, не дождавшись пока Элизабет что-нибудь ответит.
И тут же у самого уха прозвучал незнакомый мальчишеский голос:
- Седрик?
- Диггори, - пояснил другой, - наверное, он подаст заявку на участие в турнире.
Элизабет оглянулась, скользнув взглядом по стоящим рядом студентам. Их было трое – два мальчика и девочка. Из них троих она узнала Гермиону Грейнджер, которую они недавно обсуждали в Хогсмиде с Седриком, и Гарри Поттера, он, кажется, учился на четвертом курсе – темноволосый и в очках. О нем часто сочиняли странные, непохожие на правду, иногда совершенно нелепые истории - особенно этим любили заниматься слизеринцы. Хотя что там – слизеринцы болтали всякие гадости о ком угодно, кто не учился на их факультете.
– Диггори?.. Этот идиот станет чемпионом Хогвартса? – продолжал рыжеволосый высокий гриффиндорец, что стоял рядом с Поттером. Они уже выбирались из толпы, и до Элизабет донесся лишь ответ Гермионы:
– Седрик Диггори никакой не идиот, просто ты его не любишь, Рон, потому что из-за него Гриффиндор проиграл Хаффльпаффу, а я слышала, что он очень хорошо учится - и кроме того, он староста…
Элизабет улыбнулась краешком губ, все в школе почему-то воспринимали Седрика именно так – образец для подражания, красавец, спортсмен, староста… Но бросив еще один взгляд на объявление, ей расхотелось улыбаться. Седрик… Чемпион Хогвартса… Ей определенно не нравилась эта мысль - не потому, что она завидовала такому шансу выигрыша для него (ведь шанс и правда был), просто какое-то смутное нехорошее ощущение закралось внутрь, прижилось и никак не хотело уходить.
Кто-то потянул ее за рукав мантии. Мариетта.
– Пойдем, а то опоздаем на ужин.
Девчонки уже направились к лестнице, и Элизабет последовала за ними. Мимоходом она кинула взгляд на Чжоу, заметив, что та пристально смотрит на мелькающего в толпе перед ними Гарри Поттера. Интересно, что Чжоу в нем нашла?.. Эта мысль покрутилась в голове у Лиззи какое-то время, пока они поднимались по лестнице, но не задержалась там надолго. Сейчас ее беспокоили совершенно другие вещи.


В четверг Элизабет засиделась на пятом этаже допоздна, при свете тусклого факела пыталась закончить работу по Трансфигурации. Она отложила перо и потянулась. На подоконнике сидеть было не удобнее, чем в кресле в гостиной, но уходить уж очень не хотелось.
Элизабет сложила готовую работу в сумку и ее взгляд упал на лежащий тут же альбом. Она помедлила лишь секунду, а затем достала один из «живых карандашей», и устроившись поудобнее, задумалась, глядя на чистый лист.
Ее соседки по комнате, конечно, уже давно знали о ее увлечении рисованием, но увидев этой осенью автопортреты волшебными карандашами, пришли в полный восторг. Теперь она наперебой просили нарисовать их портреты. Так появился портрет Киры в коричневых тонах, который теперь гордо висел над кроватью подруги. Вскоре в альбоме она набросала Чжоу, пообещав, что нарисует полноценный портрет, как только появится время и вдохновение. Элизабет немного раздражало то, что теперь ее альбом стал всеобщим достоянием – не спрашивая, в него мог сунуть нос кто угодно.
Хотя Седрик сегодня, листая альбом, заявил, что у нее стало отлично получаться.
– Особенно Чжоу, - сказал он, останавливая взгляд на черно-белом эскизе, который был выполнен немного тщательнее, чем другие. Чжоу на нем даже немного улыбалась, слегка наклонив голову. – Я бы даже взял этот портрет себе. Она отлично вышла.
"Она просто не могла получиться не отлично", - подумала Элизабет, но промолчала.
Иногда ей ужасно хотелось нарисовать что-нибудь просто по настроению, для себя, и чтобы потом над этим "шедевром" не ахали однокурсницы. И не усмехались парни – судя по взглядам, которые бросал Бен на ее альбом, он был не самого высоко мнения. Впрочем, ее это мало волновало.
Мысли остановились на Бене. Он так и не вернул ей конспект лекций. Элизабет не могла подойти и попросить сама, это значило бы просто переступить через свою гордость, и только представив, каким взглядом он ее смерит, она отступилась от этой затеи.
Элизабет передать не могла, как он порой раздражал ее, просто выводил из себя. Самое обидное, что Элизабет, по натуре очень незлобный человек, еще ни разу не набралась смелости, чтобы высказать ему в лицо, все что она о нем думает. Иногда она, сама того не замечая, наблюдала за ним – все, начиная с его движений, его походки, его характерных жестов, его взглядов, его фразочек и заканчивая этой удивительной манерностью, было противно Элизабет. Девочки считали, что Бен гораздо красивее своего закадычного друга Эдди Кормайкла, но Элизабет оставалась при своем мнении. Он просто самодовольный, бесхарактерный, глупый, пустой болван.
На чистом, приятно шершавом листе, появились первые очертания сама-не-знаю-чего, и вскоре можно было определенно сказать, что это парень. Элизабет прикрыла на секунду глаза, ей просто необходимо было выплеснуть всю свою злость, хотя бы на бумагу. Она медленно, наслаждаясь каждым прикосновением, водила острым карандашом по листу, слушая мягкий шорох в звенящей тишине коридора. Факел бросал на рисунок блики. Элизабет сосредоточилась настолько, что чувства обострились до предела: карандаш через ее кисть посылал едва уловимые импульсы, задевая бумагу. Линии, изогнутые и совершенно разные, цепляясь друг за друга, складывались в изображение. Штрих за штрихом, спокойно и сосредоточенно. Нужно было влюбиться в то, что рисуешь – так обычно получались спонтанные и совершенно восхитительные вещи.
Спустя полчаса она словно очнулась. На альбомном листе у нее на коленях прохаживался Бен собственной персоной, и Элизабет, прищурившись, оглядела его: почти полное сходство. Те же серые, как будто пустые глаза с прищуром, тот же разворот плеч, та же ухмылка. Элизабет поспешно захлопнула альбом.


На часах была уже почти полночь, и мысли ее переключились на то, как бы незаметно добраться до гостиной, путь-то неблизкий. И все же, выбираясь из коридора, она никак не могла избавиться от странного ощущения. Образ Бена все еще стоял в голове, а альбом в руке почему-то постоянно притягивал взгляд.
Дойдя почти до конца коридора она обостренным слухом вдруг услышала странный звук – чье-то невнятное бормотание, то и дело прерываемое приступами икоты, а затем шаги... Сердце забилось учащеннее. Элизабет осторожно выглянула из-за поворота коридора: пританцовывая, торопливо по коридору шагал маленький профессор Флитвик. На голове у него был странный разноцветный колпак, увенчанный кисточкой, под мышкой – внушительных размеров бутылка огневиски, и он что-то тихо напевал себе под нос. Прислушавшись, Элизабет успела уловить пару слов:
– С Днем рожденья тебя, с Днем рожденья тебя…
Флитвик, сделал изящный пируэт. Элизабет усмехнулась, она уже успела забыть: сегодня День рождения профессора.
Она хотела, было, незаметно прошмыгнуть мимо - навряд ли он бы ее заметил, и уже сделала шаг, как резко затормозила. Из-за поворота обычной шаркающей походкой и с угрюмым выражением лица показался Филч.
Элизабет чертыхнулась про себя, что делала крайне редко - вот уж угораздило ее! Сколько они с Седриком зависали в их потайной комнате, Филч ни разу не смог их застукать... Они выучили его расписание обходов от и до.
Не сможет поймать ее и теперь, твердо пообещала она сама себе с бешено стучащим сердцем. Слыша, как Филч предложил проводить Флитвика до его комнаты, а Флитвик только хихикнул в ответ, Лизз отсторожно попятилась назад. В панике оглянулась – позади нее был небольшой коридор, в конце которого неприметная лестница вела наверх. Не задумываясь, она нырнула туда.


Элизабетт мчалась вдаль по коридорам и лестницам, скорее по инерции, чем от ччувства страха. Иногда ей казалось, что сзади кто-то догоняет ее, так ей подсказывало ее богатое воображение под действием гробовой тишины и ночного полумрака. Хогвартс никогда не радовал светлыми пространствами. Мрачные серые стены, уходящие ввысь под темные потолки, танцующее пламя факелов, что отбрасывали призрачные блики…
Прошло минут десять, прежде чем, пытаясь отдышаться от быстрого бега, Элизабет привалилась спиной к стене несколькими этажами выше. Она вздохнула и взволнованно огляделась: незнакомый коридор. Медленно прошла вдоль стены и с удивлением остановилась напротив огромного гобелена с изображением троллей – Элизабет отшатнулась, едва не споткнувшись в темноте. Она совершенно не представляла, в какую сторону направиться. Неожиданно ей захотелось очутиться поскорее дома - она с грустью представила, как забирается в уютную теплую кровать. девчонки, должно быть, уже потеряли ее. Будут расспрашивать, где она была. И ей снова придется врать что-нибудь, вместо того, чтобы признаться, что она всего лишь рисовала...
Элизабет внезапно бросила взгляд на альбом, и сердце забилось еще быстрее. Нет, про рисование нельзя заикаться ни в коем случае. Она вспомнила, как утром Дора бесцеремонно рассматривала ее рисунки. Стоит ей придти, девчонки тут же его откроют, а там... Бен... Вопросы, смешки, намеки...
Элизабет еще раз оглянулась на темный коридор и подумала, что перед тем, как вернуться в комнату, неплохо бы спрятать альбом - может, под какой-то статуей или гобеленом... Где-нибудь... Где-нибудь, где его сможет найти лишь она одна, когда вернется за ним... Где-нибудь, где...
Элизабет едва не подпрыгнула на месте, когда за спиной услышала легкий щелчок, показавшийся в тишине выстрелом. Она медленно обернулась. На противоположной стене бесшумно открывалась дверь, разрезая коридор на две части полосой падающего света. Неужели там была дверь?.. Интересно, почему она не увидела ее с самого начала?.. И куда она ведет?.. В пустой класс?.. Элизабет, забыв про всякую осторожность, тихо подошла. Еще раз оглянулась по сторонам, и скользнула внутрь.


И тут же чуть не упала, споткнувшись о какой-то круглый предмет, выкатившийся прямо под ноги. Она вовремя успела схватится за стоящую прямо у двери тумбочку... С той посыпались какие-то вещи, с диким грохотом ударяясь о мраморный пол и наполняя зал громким эхом. Элизабет в панике оглянулась: дверь позади была уже плотно закрыта. Она перевела дух и только тогда смогла оглядеться.
Более странного места она еще не встречала. Это был круглый зал, такой огромный, что от двери она не видела противоположную стену. Потолок терялся где-то вверху, вдоль стен тянулись бесконечные полки, разрезая зал на узкие коридоры. Все пространство было уставлено вещами: стеклянные, покрытые толстым слоем пыли, вазы, забытые кем-то разномастные книги, груды одежды, статуэтки, сломанные стулья, диван с потрепанной обшивкой, старые полуразвалившиеся шкафы; и все это громоздилось одно на другом, создавая ощущение хаоса.
И в то же время, во всем был какой-то свой согласованный порядок: Элизабет заметила, как проходы между баррикадами вещей то сливаются, то снова расходятся, переплетаясь между собой, создавая что-то вроде заброшенного города.
Она подняла валяющийся у ног ржавый шлем – именно об него Лизз споткнулась вначале. Сколько ему было веков? В единственном непроржавевшем островке отразилось ее собственное ошарашенное лицо. Она отложила шлем в ближайшее кресло, намереваясь пройти по проходу, который вел от двери вглубь таинственного кладбища вещей, но в этот момент за дверью что-то грохнуло. Элизабет подпрыгнула на месте и развернулась к двери.
Неужели Филч выследил ее и сейчас войдет прямо сюда?.. Она почувствовала, что загнана в ловушку - навряд ли отсюда можно было убежать. Разве что затеряться среди гор ненужного хлама. Она осторожно приложила ухо к двери. Звук медленных шаркающих ног затихал, удаляясь вглубь коридора. Странно, но Филч не обнаружил ее укрытия и прошел мимо двери... А может, эта дверь всегда заперта, поэтому смысла проверять ее нет, а сегодня почему-то случайно открылась?..
В любом случае, медлить было нельзя, если Филч прошел дальше по коридору, то может совсем скоро пойти назад, так что у нее как раз есть лишь пара минут, чтобы ускользнуть. Она приоткрыла дверь, впуская маленькую полоску света от горевшего на стене факела, и уже, было, шагнула в коридор, когда вспомнила, что все еще сжимает в руках альбом.
Чертыхнувшись про себя, Лиззи быстро огляделась, где может положить его, чтобы он не затерялся в общей картине беспорядка. Она расчистила от вещей самую ближнюю к двери полку, подняв столб пыли, а затем пристроила на этом месте альбом.
Кинув на него прощальный взгляд, она все-таки осторожно вышла из комнаты. И вздрогнула от неожиданности, когда дверь сама собой захлопнулась за ее спиной.
Однако, медленно обернувшись, Лиззи не увидела никакой двери вообще – лишь голая каменная стена без намека на то, что за ней есть целая комната с позабытыми и никому ненужными вещами.
Она провела рукой по холодному камню, чувствуя ровную поверхность. Что за магия?.. Но времени задаваться глупыми вопросами не было – шаги Филча стали приближаться, и Элизабет припустила со всех ног.


Она и сама не заметила, как добралась до гостиной Ровенкло.
- Что учит лучше всяких книг? - спросила статуя птицы на входе.
Элизабет провела рукой по взмокшему лбу, соображалось с трудом:
- Сама жизнь, - ответила она единственное, что пришло в голову. Ей показалось, что птица скривилась от ее ответа, но все же пропустила вовнутрь.
Она поднималась в спальню девочек. Нервы были на пределе. Сокурсницы давно спали в тишине и покое, и Лиззи, стараясь не шуметь, аккуратно вошла в комнату и прикрыла дверь. Она, прислонилась к ней и постояла так какое-то время, слушая сонную тишину, пытаясь отдышаться. Потом усмехнулась в темноте. Ночные приключения. Должно быть, она сейчас выглядит не лучшим образом – как нашкодившая девчонка – растрепанная и запыхавшаяся. Первое возбуждение и страх прошли, оставив лишь яркие воспоминания. Та таинственная комната, которая совсем неожиданно выплыла к ней, погрузила в полумрак и атмосферу забытого времени… Казалось, там был совсем другой – параллельный – мир… совершенно нереальный, когда она вспоминала о нем здесь – в уютной спальне, погруженной в полумрак и сны ее сокурсниц…
Лизз подошла к своей заправленной кровати, присела. Подумать только, как она умудрилась ее обнаружить?.. Она еще немного посидела вот так, погрузившись в размышления, потом встала и подошла к окну… Какого дьявола она оставила там альбом?.. Тогда в коридоре, где вот-вот мог появиться Филч, все казалось совсем по-другому. Но теперь, все хорошенько обдумав… Как она отыщет эту комнату, как вернет альбом?.. Завтра надо будет обязательно вернуться туда…
Элизабет вздохнула, глядя на спящих девчонок. Сама она чувствовала, что ей далеко до них – уснуть она все равно не сможет – она все еще была взбудоражена. И если и ляжет сейчас в кровать, будет всю ночь вертеться, но так и не уснет. Лучше спуститься в общую гостиную, подбросить дров в камин, чтобы хватило на всю ночь, и почитать что-нибудь… Историческую литературу для курсовой?.. Лизз почувствовала как к горлу подкатывает тошнота. Нет, есть идея получше…
Осторожно подойдя к кровати Киры и взяв с ее тумбочки небольшую книжку в кожаном переплете, Элизабет вышла из спальни, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Она спустилась в уютную круглую гостиную Ровенкло, села на диван рядом с камином и с предвкушением открыла книжку, стараясь выкинуть из головы все события прошедшего дня.

***
Шум снаружи заставил ее вздрогнуть и проснуться. Хельга и сама не заметила, как заснула. Она непонимающе огляделась вокруг. Комната была залита тусклыми лучами осеннего закатного солнца. Она потянулась ото сна. Но спустя какое-то мгновение реальность обрушилась на нее. Эрерху.
«Нет, нет, пожалуйста, пусть это будет неправда», – быстро подумала она, словно твердя про себя заклинание. Как будто она снова стала ребенком, и страстно молила небеса о чуде. Пусть ей только приснилось это… пусть она откроет глаза, и все будет, как раньше, пожалуйста… пожалуйста, пусть будет так… Она медленно повернула голову к кровати, надеясь обнаружить ее пустой, и тут же резко зажмурилась. Женщина на ложе, утопающем в цветах, все еще была там…
Резкий судорожный стон невольно вырвался наружу. Но слез не было. Видимо, они просто иссякли. Хельга медленно поднялась, ощущая себя совершенно разбитой и измученной.
Шум снаружи становился все громче. Голоса и топот лошадей, шум суматохи. Она сразу поняла, что это. Демоны, о которых говорила Эрерху. Те, что придут на закате третьего дня… Мороз пробежал по коже, и Хельга осторожно двинулась к двери. Сейчас без поддержки Эрерху она ощущала себя незащищенной.
Приоткрыв дверь, чтобы оставаться незаметной, Хельга выглянула на улицу. И ужаснулась. Теперь она поняла, каких демонов имела ввиду Эрерху. Чужеземцев.

О них говорили в Саутфлите все дни напролет. Но никто не верил, что они доберутся до этого тихого, забытого богом места.
Она вспомнила, как беспечно высказывался Дульган Рыжий совсем недавно на общем совете:
– Да какой интерес этим захватчикам показываться здесь?.. И потом, король Эдуард, царствие ему небесное, в свое время водил с ними дружбу, они нас знают… Мы им как родные…
Собравшиеся вокруг него начали вполголоса недовольно ворчать. Кто-то громко произнес:
– Совсем спятил?.. Они хотят из нас своих рабов сделать! А как заявятся сюда, что ты тогда скажешь?..
– А-а… – Дульган беспечно махнул рукой. – Значит, зададим им! Нас вон сколько!..
– Да у нас нет ничего – ни доспехов, ни оружия, все забрали датчане… – робко вступил в разговор юный мальчик с едва пробивающимся пушком над верхней губой. – Сэр Гриффиндор пытался нас научить владеть мечом…
– Не упоминай этого имени! – перебил его резкий голос. Местный священник выступил вперед. – Не стоит вспоминать этих язычников, что кичатся своими якобы особенными способностями… Мы все прекрасно знаем, что они помогают своим нормандским друзьям и хотят нас выжить…
Мальчик резко обернулся к священнику, сверля его взглядом.
– Это неправда, они…
– Они язычники! Они виновны в наших бедах! – глаза священника сверкали ответным огнем. – И хвала господу нашему, что они покинули Саутфлит и поселились далеко отсюда…
Мальчик не стал возражать, а обернулся к Дульгану:
– Я о том, что у нас нет мечей, – только и произнес он.
– Да, да! – раздался из толпы громкий выкрик. – Что у нас есть?.. Чем мы защитим свои семьи?..
Дульган хохотнул с беспечным видом:
– А на что тебе вилы, крестьянин?.. Это пострашнее будет…
… Вспоминая эти, казалось, бывшие сотни лет назад разговоры, Хельга горько усмехнулась. Она смотрела сейчас на них – там снаружи. Вилы… Лишь у некоторых получалось защитить себя. Чужеземцев было много, слишком много. И они были гораздо лучше защищены, в доспехах, на лошадях, с оружием, играющим бликами в багряном закате. Хельга смотрела на них и не могла оторвать взгляда. Она никогда не была близко знакома с волшебниками. Теми – настоящими, – что в совершенстве владели заклинаниями. У них в Саутфлите были маги и знахари, и даже целители, которые утверждали, что они знают магию древних друидов. Но на практике все сводилось к каждодневной, известной всем магии, которая предполагала ни больше ни меньше – рецепты простых лечебных настоек и самые примитивные наговоры, которые даже заклинаниями трудно было назвать.
Эрерху только смеялась над ними. Она-то знала, что такое древняя магия, и что значат обряды и ритуалы друидов. Часть этих знаний она передала Хельге. Это была неподдельная всемогущая магия природных сил. И сейчас если бы только Эрерху была в этом мире, она смогла бы помочь, она смогла бы поднять силы стихий против захватчиков…
«Но ее нет», – горько напомнила себе Хельга, стараясь не смотреть в сторону кровати, где в цветах лежало тело женщины. Она устало прислонилась лбом к дверному косяку и тяжело вздохнула. Эрерху больше нет. Она одна. А там за дверью – первобытные варвары… Реальность была беспощадной. И снова вернулся терзавший ее вопрос – что ей делать?.. Что?!.. Что??!..
В памяти звучал тихий шепот Эрерху: «…будет знак… дождись его и иди к нему… ты должна следовать судьбе…»
Но сейчас ей в голову закралась недостойная мысль, что возможно Эрерху ошиблась. Что она просто хотела успокоить ее – Хельгу. И теперь – она в пустой комнате, утопающей в одиночестве и приторном запахе цветов, защищенная от мира лишь этой ветхой дверью, а там снаружи захватчики…

***
«Вспышки заклинаний исчезли, и зарево пожаров стало бледнее», – с беспокойством отметила про себя Ровена. Значило ли это, что нормандцы истребили поселок и двинулись прочь, или то, что жителям с сэром Годриком во главе все же удалось одержать победу и прогнать их?..
Она кинула взгляд на своего спутника, что мчался впереди. Сэр Шэклболт. Она без труда отыскала его и сейчас они неслись в Саутфлит. Но они не обнаружили ни одного волшебника кроме. Дома соседей сэра Шэклболта пустовали. Ровене горько было думать об этом, но она подозревала, что они заранее узнали о нормандцах и поспешили скрыться, чтобы не ввязываться в маггловские войны. Вспомнив картины сражения, увиденные в деревне, она не могла их обвинить в побеге. Но и понять или оправдать их тоже не смогла бы.
Сейчас она удивлялась своей недавней панике и даже усмехалась этому детскому ужасу. Ведь стоило ей отъехать от Саутфлита, когда она отправилась за сэром Шэклболтом, и она тут же захотела вернуться и оказаться рядом с Гриффиндором, чтобы сражаться, стоя плечом к плечу. И сейчас ей начали закрадываться мысли, что сэр Годрик специально отправил ее подальше от сражения, чтобы она была в безопасности, в одиночку приняв удар. Она старалась не волноваться за него. Это был прирожденный боец, в котором просыпались первобытные силы древних воинов, когда он прикасался к оружию.
Она увидела его сразу, когда они вернулись в Саутфлит. Его красный плащ и рыжие волосы были яркими брызгами. Кое-кто из захватчиков, и правда, уходил. Разрушив дома, убив больше половины жителей, они с награбленным добром, взбирались на лошадей и уезжали прочь, засунув окровавленные мечи обратно в ножны. Некоторые умудрялись по пути поджигать крыши, что остались стоять нетронутыми, и дико хохотали. Но бой все еще продолжался, и хотя было ясно, кто победит, а кто проиграет, сейчас он был наиболее ожесточенным.
Ровена взглянула на Шэклболта. Он оцепенело взирал на открывшуюся панораму всеобщей суматохи, также как и она в первый раз, не в силах сдвинуться с места. Ровена знала, что делать. Положив руку на плечо волшебника, она взглянула ему прямо в глаза и твердо произнесла:
– Сэр Шэклболт. Вы должны быть сильным. Нам нужна ваша помощь. Помогите сэру Годрику.
Ее спутник удивленно перевел на нее взгляд, а затем медленно кивнул. На что она усмехнулась про себя. Шэклболт сдавил бока лошади, напуганной шумом и огнями, и бросился в гущу событий, мимо догорающих и разрушенных домов.
Тяжело вздохнув, Ровена подняла взгляд к кроваво-красному небу, скрытому дымом пожаров. «Помоги нам», – вдруг подумала она, сама не зная, у кого просит помощи…

***
Хельгой завладел первобытный страх. Она пристально вглядывалась в то, что творилось снаружи и ей становилось дурно. Нормандцы наслаждались своей силой, они рушили дома, убивали… Ей было жалко видеть эту боровшуюся до последнего кучку крестьян, среди которых кстати, Хельга так и не обнаружила Дульгана. Видимо, он понял, что вилы не помогут, и поспешил сбежать.
Но она не решалась выйти. Ей хотелось, чтобы чужеземцы подожгли и ее дом. Вместе с ней и несчастной Эрерху. Чтобы она оказалась как можно дальше от всего, что видела… Она закрыла глаза. Ей не хотелось их открывать. Никогда.
Смех, зазвучавший совсем близко от ее убежища, заставил ее вздрогнуть и все-таки осторожно выглянуть наружу сквозь едва заметную щель. Это был, восседающий на лошади, один из нормандских всадников, как и у других с холодными бесцветными глазами и выдвинутым вперед надменным подбородком. Он неприятно смеялся, держа в руке волшебную палочку. Хельга видела такую только раз в жизни и сейчас смотрела во все глаза, по спине побежал неприятный холодок.
Мужчина в доспехах что-то произнес на грубом и непонятном языке. Чуть переведя взгляд, Хельга обнаружила, что нормандец обращается к священнику. Видимо, пастор тоже не понял ни слова, потому что молчал и сверлил врага взглядом.
Нормандец усмехнулся и повторил уже на латыни с ощутимым акцентом:
– Так ты считаешь нас язычниками?..
– Истинно так! – торжественно произнес священник. Впереди себя он держал серебряный крест. – Вы язычники. И я изгоню бесов из ваших душ. Именем святой церкви, приказываю вам остановить ваших людей! Иначе Господь покарает вас!
– Правда?.. – еще громче рассмеялся нормандец. – Ты сулишь мне кару небесную?.. Если твой бог есть, то где он?.. – что-то тихо произнеся, варвар направил палочку на опешившего священника, и того подняло в воздух. Он закричал, замахал руками и ногами и начал усердно креститься. В любой другой момент, Хельгу бы позабавил этот эпизод, многие в деревне недолюбливали здешнего пастора, но в представшей картине было что-то противоестественное и оттого жуткое.
– Где же силы небесные?.. Ты все еще веришь им?.. – допытывался нормандец, не переставая смеяться. – Я твой бог, потому как ты в моей власти, и только от меня сейчас зависит твоя жизнь.
– Богохульник, язычник, демон!.. Господи, пресвятой Отче наш… – побледневшие губы священника торопливо зашептали молитву, он закрыл глаза…
Непонятно откуда взявшийся сноп искр, выбил палочку их рук чужеземца. С диким криком священник упал на землю. И в какой-то совершенно невообразимый миг Хельге подумалось, что это, и правда, кара Господа, и что разверзлись сами небеса. Но мгновение прошло, и она увидела, еще одного наездника, тоже держащего палочку, подобную предыдущей. Красный плащ, развевающийся по ветру, рыжая борода, брови, грозно сдвинутые к переносице… Хельга уже когда-то видела этого большого, широкоплечего господина. И в деревне в одно время много говорили о нем. Сэр Годрик Гриффиндор.
Не сговариваясь и прожигая друг друга взглядом, Гриффиндор и нормандец двинулись навстречу друг другу, вынимая по пути из ножен мечи. Сталь ударилась о сталь с грозным лязгом. Потом еще, и еще… Хельга приложила ладонь ко рту.
Она настолько увлеклась, наблюдая за происходящим, что совсем не заметила, как открыла дверь довольно широко и сейчас она была незащищенной и вполне заметной. Хельга осознала это, когда грубые пальцы впились в ее предплечье. Охнув от неожиданности, она резко повернулась. Еще один нормандский варвар.
Что-то бормоча на своем языке, он с вожделением смотрел на нее и отвратительно улыбался, обнажая гнилые зубы. Хельга онемела, застигнутая врасплох. Ноги стали подкашиваться, тело обмякло в руках чужака. Тем временем он подтянул ее поближе к себе, захватив в обхват, и запустил растопыренные пальцы в волосы. Она чувствовала его тошнотворное дыхание на своей щеке, она видела его взгляд, ошалевший от полученной власти над другим. Она чувствовала, как сердце бьется у самого горла. И единственная мысль, мелькавшая в голове, была о свитках Эрерху, которые рассыпались и остались лежать ворохом у крыльца дома, когда нормандец дернул ее к себе. Мгновение стало прозрачным, как алмаз. Ей показалось, что оно тянулось бесконечно, пока его не нарушил звонкий властный голос:
– Оставь ее, животное!
Хельга оглянулась. На фоне пурпурного неба показалась фигура еще одного всадника. Хрупкий юноша с занесенным над головой мечом. Но, приглядевшись, Хельга ахнула – всадником была совсем юная девушка в мужском костюме.

1.Ferro ignique! - Огнем и мечом! (лат.)
2.Bene ambula! – Счастливого пути! (лат.)
3.Vincere aut mori!- Победа или смерть! (лат.)

Предыдущая главаСледующая глава