Глава 9. Отбытие из школы

Полог над головой. Пыльный. Грязный. Почти чёрный. Он провисает вниз под собственной тяжестью, и неизвестно, что удерживает его от падения, – старый деревянный остов, сооружённый над кроватью, или магия.
Что ты будешь делать, если однажды ночью он оборвётся и рухнет на тебя, пусть не раздавит, но лишит тебя даже того крохотного свободного пространства, которое у тебя есть сейчас? Как ты будешь выбираться из-под этой душной, пыльной махины, и сколько у тебя будет времени, прежде чем ты задохнёшься? И когда тебя найдут? Когда придут, чтобы вытащить твоё остывшее тело? И кто будут эти люди, и кто будешь для них ты сам? Когда чёрный полог поднимут и уберут в сторону, кем будет тот человек, что опознает тебя? Кем он должен быть, чтобы, взглянув на твоё бледное лицо с застывшей на нём гримасой отчаяния и боли, сказать: «Я знал его»? Существует ли такой человек, Сириус?
Это Джеймс.
Это Дамблдор.

Сириус лежал в полной темноте. Его глаза ничего не видели, тело ничего не чувствовало. Сердце билось по инерции. По инерции он дышал, и грудная клетка то расширялась, то сжималась в определённом ритме, монотонном, размеренном. Никакой связи между физическими ощущениями и неотвратимым бегом мысли в голове не было. Это напоминало дни и ночи в Азкабане, где тело перестаёт для тебя существовать, потому что в нём отпадает всякая нужда, и только неотвязная мыслительная деятельность заполняет всё пространство и становится единственной физической реальностью.
Что ты будешь делать, если однажды ночью полог взметнётся над головой, как парус, и потянет тебя за собой? Ты будешь рад этому новому воздушному кораблю? Ты будешь с упоением смотреть вперёд, хохотать и кричать ветру, чтобы нёс тебя в неведомые страны, к неизвестным горизонтам, к другим людям и другой жизни? Ты будешь. Я слишком хорошо тебя знаю. Я не Джеймс и не Дамблдор, поэтому я знаю тебя гораздо лучше, чем ты хочешь. Ты будешь подбадривать ветер, ты будешь приказывать ему и даже угрожать, потому что ты мечтаешь, чтобы какое-нибудь невероятное происшествие превратило твою скучную, пустую жизнь в фейерверк. Каждый раз, когда ты смотришь в зеркало, я вижу в твоих глазах эту жажду. Каждый раз я вижу: ты понимаешь, что не можешь с ней совладать. Когда ты смотришь в зеркало, ты думаешь, что я и есть твоя жажда. Поэтому ты избегаешь зеркал. Всех, кроме одного, – того, что показывает тебе Джеймса, друга, который всегда был твоей опорой, но никогда не был твоей совестью.
Рука скользнула по груди и ослабила ворот рубашки.
Что ты будешь делать, если однажды полог взметнётся над головой и вновь станет неподвижен? Что ты будешь делать, если никакого чуда не произойдёт, Сириус? Что, если никакие волшебные силы не трансформируют эту реальность, не превратят её во что-то новое и дружественное тебе? Ты готов ещё несколько десятилетий смотреть, слушать и ощущать, двигаться и разговаривать, но знать при этом, что тебя считают живым только потому, что ты не мёртв?..

Сириус лежал на кровати в своей спальне, которая примыкала к рабочему кабинету. Это практически была не комната, а кладовая, из неё был только один выход, а окон она не имела совсем. Места в ней хватило только на то, чтобы втиснуть кровать. Как, однако, Филч умудрился это сделать, оставалось для Сириуса загадкой: кровать была двуспальная, огромного по меркам комнаты размера, с массивными дубовыми столбиками, на которых держался полог, и только что не выпиленная из единого ствола дерева, настолько плотно подогнаны в ней были все элементы. Сириус подозревал, что Филчу досталось в личное пользование не пустующее помещение, а комната, ранее принадлежавшая другому обитателю, магии не лишённому. Первый хозяин оборудовал её по своему вкусу, а Филч либо не захотел, либо не смог ничего изменить. Он добавил рабочему кабинету черты, присущие его личности: все шкафчики, полочки, картотеки, сейфы, столы и тумбы явно собирались на протяжении многих лет без всякой оглядки на вкус и стиль, с единственной целью – стать вместилищем конфискованных вещей и сопроводительной документации. Однако за всем этим слоем (довольно внушительным, ибо Филч не знал удержу) проступали признаки иного характера. Проводя в кабинете долгие часы, Сириус начал замечать, что если бы удалось убрать разнокалиберную мебель, помещение стало бы выглядеть так, будто имело единое оформление, при котором все детали сочетаются друг с другом. Спальня особенно это демонстрировала, ведь в неё нельзя было запихнуть ни одного шкафа или поставить ни одного сундука, поэтому она, скорее всего, выглядела точно так же и до Филча.
Первый обитатель этого места был личностью мрачной, чёрной, мизантропической. Филч подхватил эстафету и вёл дела в полном соответствии, будто бы чем-то ему обязанный. Сириус, который принял дела у Филча, боролся с мрачностью в той степени, в какой боролся вообще со всеми неприятными обстоятельствами в жизни, и руководил им при этом не здравый смысл, не желание поправить и улучшить, а простой дух противоречия.
Обстановка не нравилась Сириусу, значит, он должен был её сменить. Другое дело, что совершить задуманное оказалось нелегко, а порой и просто невозможно. Разная мелочь, собранная Филчем, была выброшена, громоздкие вещи разобраны по винтику и тоже уничтожены, но вот с оформлением интерьера поделать ничего оказалось нельзя. Даже Гермиона, которая периодически помогала Сириусу с уборкой хлама, отметила, что кабинет и спальня выдержаны в определённом духе, избавиться от которого окончательно будет едва ли возможно.
Пришлось прилагать усилия. Если с кабинетом ещё можно было как-то сладить, спальня стояла на смерть. Было время, когда Сириус буквально объявил ей войну, после очередных летних каникул привёз в Хогвартс краску, окрасил стены и потолок, выбросил полог, покрывало и матрас, заменив их на новые, весёленького розового цвета. Пару дней спальня радовала его, особенно если зажечь побольше свечей. На третий день стало ясно, что он выиграл лишь одну-единственную битву. Во время его отсутствия в спальне одна из свечей зажглась сама собой и упала на покрывало. Вспыхнуло жаркое пламя и в считанные секунды пожрало розовые тряпки, превратив их в чёрные лохмотья, а потолок и стены закоптило так, что о недавнем ремонте ничего более не напоминало.
Сириуса это взбесило. Он отправился в Хогсмит и заказал в местной лавке новый комплект постельных принадлежностей, а в магазине «Умелый волшебник» – магическую побелку для потолка и заговорённые обои. В тот же вечер он приступил к отделке. Дело спорилось, и он проработал всю ночь. Главным преимуществом своей должности он считал то, что ему не надо было вставать в восемь утра, и никто не проверял, как и когда он выполняет служебные обязанности, поэтому он, довольный собой, повалился на новый матрас и заснул. К тому моменту, когда он открыл глаза где-то в районе полудня, ничего в спальне кардинально не изменилось. Он поднялся с постели и отправился в рабочий кабинет. Там он пробыл весь день до вечера – искал Карту Мародёров, ибо накануне его осенила идея, будто в ящиках картотечного шкафа может быть двойное дно, поэтому необходимо было перетрясти картотеку вновь.
В спальню он вернулся поздним вечером усталый и расстроенный – он не нашёл не только Карты, но и двойного дна ни в одном из ящиков шкафа. Открыв дверь, он поднял выше подсвечник с тремя свечами, который держал в руках, чтобы в полумраке не споткнуться на ровном месте, и обомлел.
Спальня встретила его облупившимся потолком и заплесневевшими обоями. Полог кровати почернел от грязи, так что весь благородный и строгий рисунок был практически скрыт от глаз. Зато с изнаночной стороны было видно, что местами полог вылинял, местами был поеден молью. Красивая бахрома свалялась, как шерсть бродячей собаки. Её дополняла, а кое-где и заменяла густая паутина. Такая же паутина забила все углы спальни, под потолком становясь похожей на рыхлые мотки домашней пряжи. Сама кровать стояла в первозданном виде – точно такой Сириус и застал её, когда только вселялся в апартаменты Филча.
Стоя на пороге комнаты, Сириус посмотрел на отслоившуюся побелку, на измаранные обои, на облезлый полог, на продавленную кровать, развернулся на каблуках и, не обращая внимания на поздний час, пошёл прямо к профессору Флитвику.
Флитвик обожал Сириуса, когда тот был его студентом, и мнения своего не изменил, когда Сириус стал завхозом Хогвартса. Поначалу Сириусу казалось, что кое-какие подробности его жизни вроде превращения в сквиба мистическим образом ускользнули от внимания Флитвика. Однако со временем он понял, чем вызвано такое отношение. Флитвик считал себя прожжённым ловеласом и был от этого в восторге. Он – не совсем без основания – решил, что они с Сириусом одного поля ягоды, а хорошему ловеласу ни физические данные, ни наличие или отсутствие магических способностей в любимом деле не могут помешать. Поэтому Флитвик с большим энтузиазмом включался в любые дела Сириуса, если тот о чём-то просил.
Вот и в тот раз засыпающий на ходу профессор заклинаний выслушал рассказ о проделках завхозовой спальни и вместе с Сириусом отправился проверять, что же происходит. Целую неделю накануне Флитвик преподавал только у первокурсников и невозможно устал, поэтому быстро сам к себе применил заклятие Левикорпус и следовал за Сириусом, как воздушный шарик. Таким манером он влетел в спальню, некоторое время кружил под потолком, изучая паутину в дальних углах и скрытую от глаз верхнюю часть полога, затем спустился до уровня лица Сириуса и сказал со вздохом:
«Заклятие Неизменности, увы».
Сириус, который сразу уловил суть, попытался уточнить, можно ли что-то сделать.
«Увы,» – ответил на это Флитвик, полуприкрыв глаза и раскачиваясь в воздухе от сквозняка. – «Это магия столь же древняя, как и традиция отдавать дуэльные палочки на проверку секундантам. Боюсь, друг мой, что мы только сделаем хуже, если попытаемся использовать какие-нибудь контр-заклятия. Очень вероятно, что прошлый обитатель этой комнаты… не помню, кто это мог быть, столько лет прошло… но он был очень консервативным волшебником, возможно, потомком какого-нибудь древнего рода. Твой собственный род насчитывает не один десяток поколений. Думаю, такая приверженность традициям тебе в некоторой степени знакома».
Сириус тут же вспомнил семейный гобелен, которому было несколько столетий, и мамочкин портрет, намертво приклеенный заклятием к стене в прихожей. От мысли, что его обиталище в Хогвартсе станет такой же пыточной камерой, как и родной дом, его слегка замутило. Но он не был бы Сириусом Блэком, если бы не придумал оригинального выхода. Проводив Флитвика до дверей (все проводы сводились к тому, что Сириус проследовал за дрейфующим в воздухе профессором и убедился, что тот не натыкается на мебель и стены и движется в нужном направлении), Сириус прикорнул в своём старом кресле, так и не заходя в спальню, а на рассвете снова отправился в Хогсмит.
В отделении совиной почты смешливая юная волшебница, недавно заступившая в должность, помогла грубоватому, не очень опрятному, совершенно бездарному в магическом плане, но всё равно очень красивому незнакомцу оформить заказ на почтовую пересылку.
Ещё один день в поисках Карты, ещё одна ночь сна в кресле вместо кровати, и утренняя совиная почта силами нескольких крупных птиц доставила огромную тяжёлую посылку. Сунув каждой сове по кнату, Сириус нетерпеливо разорвал почтовую бумагу, чтобы вытащить на свет божий несколько семейных реликвий, которые из его лондонского дома выслал домовой эльф Кикимер, повинуясь письменному распоряжению хозяина.
Никакой ценности эти вещи не имели ни для кого, кроме сумасшедшей мамочки и ей подобных личностей, зато для хитроумной борьбы с древним заклятием подходили как нельзя лучше. Например, декоративный чайный сервиз, на который Сириусу всю жизнь было смотреть тошно, розовый, с омерзительными прыгающими котятами, тот самый, который Министерство Магии однажды подарило семейству Блэков за верную службу, отлично сгодился для украшения стен. Ловко орудуя молотком (за годы без магии, на должности завхоза, чему только не научишься) Сириус вбил в неподатливый камень несколько гвоздиков через равные промежутки и навесил на них декоративные тарелочки – изображениями к стене. И стене приятнее, и Сириусу не противно, ведь старинные гербы на донцах тарелок ни в какое сравнение не идут с проклятыми кошачьими детьми, без устали танцующими и кривляющимися с другой стороны.
За работой Сириус даже развеселился, вспоминая, как мамуля возмущалась, когда узнала, что точно такие же сервизы получили ещё несколько семей, которых Министерство посчитало особо отличившимися, и даже некоторые не столь знатные, но прилежные работники. Давясь от смеха, он, тогда ещё подросток, стоял в тёмной прихожей и слушал, какой скандал мамочка закатила в гостиной – один из тех скандалов, что не были обращены ни к кому в особенности, но от которых страдали все присутствующие. В тот раз жертвами стали папаша, брат Регулус и эльф Кикимер. Папаша молчал, время от времени отвечая на нападки междометиями, Регулус непрерывно что-то нудел в своей обычной манере, а Кикимер подобострастно бился лбом о каминную решётку. Сириусу, корчившемуся за стеной от беззвучного хохота, пришлось срочно материализовать кляп и блокнот с ручкой, чтобы не выдавая себя записывать за мамулей все эпитеты, которыми она в горячке награждала всех этих «недостойных недоумков» Сандерсов, Мартинов, Вейеров и Амбриджей. Со временем все до одного эпитеты перекочевали в лексикон Мародёров и успешно применялись в адрес Нюниуса Снейпа.
Итогом скандала стало то, что мамаша Блэк, ранее восторгавшаяся сервизом до слёз, убрала его в самый дальний угол стенного шкафа в кладовой. Оттуда он и был извлечён Кикимером спустя несколько лет и передан с совиной почтой в Хогвартс.
Одна стена, таким образом, была украшена. На вторую Сириус присобачил несколько проржавленных тупых сабель, которыми они с Регулусом учились фехтовать.
У папаши был всего один, но зато серьёзный заскок, суть которого сводилась к тому, что отпрыски знатного рода должны в совершенстве владеть старинным холодным оружием. Почему отпрыску недостаточно уметь обращаться с волшебной палочкой, Сириус так и не понял. Ещё большей загадкой было для него абсолютное мамочкино спокойствие по поводу этих фехтовальных уроков. По мнению Сириуса, не было в жизни более магловского занятия, чем скакать по лужайке и тыкать противника острой железякой, да ещё и соблюдать при этом какие-то глупые правила. Ко всему прочему, Регулус всерьёз увлёкся этим делом, что сразу в глазах Сириуса поставило фехтование на самую низшую ступень из возможных. Через несколько месяцев занятий эта забава Сириусу невозможно наскучила, и он с лёгкостью вывел формулу, согласно которой маглы в прежние века подсмотрели, как волшебники сражаются на дуэли волшебными палочками, ничего не поняли, но соорудили себе похожие длинные палки и стали прыгать друг перед другом. У них ничего не получалось – никто из них почему-то не падал замертво, – и они двинулись по пути прогресса, сначала заменив деревянные палки на железные прутья, а потом перейдя к контактному бою. Никакие свои соображения, однако, Сириус не стал доводить до сведения родственников, поскольку гораздо смешнее было наблюдать, как они все трое восторгаются этой магловской забавой.
Ни разу в жизни Сириус не признался себе: уроки фехтования помогли ему овладеть защитной магией в такой степени, что это сыграло немалую роль в победе над Волдемортом. И рука его не дрогнула, и сердце не защемило, когда он вытащил из бумажной обёртки старое учебное оружие и развесил его на гвоздиках справа от кровати.
Для третьей стены он велел Кикимеру прислать картину. Это был старое, невесть откуда взявшееся масштабное полотно, выполненное в авангардистской манере каким-то давно почившим художником. История его появления в доме Блэков была очень путанной, со множеством белых пятен и противоречивых фактов. Мамаша придерживалась мнения, будто это наследие шотландской ветви их рода, папаша кивал на дальних родственников из континентальной Европы, Кикимер клялся Мерлином, что картина просто возникла вместе с домом. Регулус, который всего боялся и потому собирал разные страшные истории, однажды в грозу, под оглушительные раскаты грома обмолвился, будто картина является семейным проклятием. Сириус посвятил несколько месяцев изучению этого художественного шедевра, но пришёл к одному-единственному выводу: картина представляет собой портрет овцы.
Теперь овце предстояло украшать стену хогвартской спальни Сириуса. Любой, кто вздумал бы войти к нему без спроса, первым делом видел бы её белую морду, освещённую колеблющимся пламенем свечей, прямо напротив входа. Зрелище не для слабонервных.
Кто бы и чем бы не проклял спальню, теперь он мог быть доволен. Постепенно отслоившаяся штукатурка упала на пол, и Сириус без труда вымел её одной из мётел, что хранились в кладовке. Той же метлой он собрал паутину из углов и стряхнул пыль с полога. В течение следующей недели обои ещё немного отошли от стен, ровно настолько, чтобы выглядеть неопрятными, старыми, размокшими и гниющими, и на этом остановились. Бахрома на пологе перестала завязываться в немыслимые узлы. Последним сказал своё слово матрас – через неделю Сириус заметил, что он стал заметно более жёстким и ещё заметнее продавился в центре, но с этим кое-как можно было смириться. Сириус решил, что обманул заклятие.
Но спальня нашла способ проникнуть Сириусу в душу. Теперь время от времени, когда Сириус меньше всего этого ожидал, пребывание в спальне наводило на него тоску. Наваливалась апатия, но это было ещё полдела – у него начинался приступ так называемого кризиса среднего возраста.
Как всякий нормальный волшебник, он про магловскую психологию слыхом не слыхивал и жил себе прекрасно. Но раз уж судьба заставила его вращаться в кругу маглов, кое-чего он от них понабрался. Особенно в этом виноваты были газеты и так называемое радио- и телевизионное вещание. Стоило Сириусу пойти с очередной девушкой в бар или в кафе, когда он находился в Лондоне, как его чуткие уши начинали вылавливать из общего уличного шума и гомона сводки новостей, которые доносились из окон стоящих в пробках автомобилей или динамиков, вывешенных на улицу владельцами магазинов. В то же время цепкий взгляд задерживался на заголовках бульварной прессы, которая продавалась на каждом шагу. В барах же и в кафе часто имелись телевизоры, которые невозможно было игнорировать. В течение первых шести месяцев жизни в качестве сквиба этот информационный поток заставил Сириуса думать, что маглы по сути своей гораздо более странные существа, чем даже гоблины, и найти с ними общий язык просто невозможно. Однако к концу первого года он убедился, что сами маглы эту странность игнорируют. В том, что они знают о ней, Сириус убедился, когда слушал, как маглы комментируют новости. Все их комментарии очень точно соответствовали чувствам Сириуса, а предлагаемые решения были не лишены здравого смысла (с поправкой на отсутствие магии). Но, закончив комментировать, маглы тут же начинали всё делать с точностью до наоборот, зато в полном соответствии с больной логикой этого мира-без-магии.
Именно магловская болтовня в эфире и заголовки газет просветили Сириуса относительно таких интересных вещей, как правила дорожного движения, контрацептивы, брачные контракты, блокбастеры и кризис среднего возраста. Одна из его подружек даже предположила, что Сириус находится в состоянии этого кризиса, и посоветовала ему обратиться за помощью к профессиональному психологу. Сириус уже хотел было рассказать ей в особо ярких выражениях, каких профессиональных психологов к нему подсылало Министерство магии, но вовремя понял, что оно того не стоит – с этой девушкой ему не по пути.
Девушка исчезла, как и все остальные его подружки, а вот идея кризиса осталась.
Спальня периодически превращала идею в реальную проблему.

Словно в полусне, Сириус приподнялся и сел на кровати. Невозможно было определить, сколько сейчас времени. Часы остались на столе в кабинете. Да и не увидел бы он ничего в этой темноте.
Медленно, как тяжелобольной человек, он спустил на пол сначала одну, потом другую ногу. Подошвы сапог коснулись гладкого камня с лёгким стуком. Обеими руками он оттолкнулся от жёсткого матраса и заставил себя встать. Из-за полуприкрытой двери пробивался неверный, тусклый свет уходящего дня. Сириус сделал пару шагов и взялся за дверную ручку.
Не стоило отдыхать в спальне. Нужно было просто вздремнуть в кресле, как он всегда делал. Всё равно его ждёт ночь в гостинице Хогсмита. У Сириуса было отчётливое чувство, будто какая-то сила заставила его отставить в сторону чемодан, пойти в спальню и лечь на кровать прямо в одежде и обуви. Можно было бы всё свалить на штучки Дамблдора, но ведь директор просто ограничился устным предупреждением. Запало оно в душу, что ли? Или это нечистая совесть проснулась от разговора с Гермионой? Какова бы ни была причина, итог был один – Сириус провёл несколько часов в спальне, где магические силы вновь неожиданно активизировались и заставили его почувствовать всю бесперспективность предстоящей афёры и всей его жизни вообще.
Нет, нет, надо с этим бороться. Сириус энергично потёр лицо и уши, прогоняя остатки морока. Чего заранее переживать, будет ли кампания удачной или провальной? Не ошибёшься только в том случае, если ничего не будешь делать, и это станет главной и единственной ошибкой твоей жизни, стоящей всех прочих.
Сириус несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. С каждой минутой ему становилось лучше. Не нужно думать, будто всё, что ты делаешь, закончится неудачей. Пожалуй, не надо думать и о том, что последствия одной такой неудачи ты переживаешь как раз сейчас. Какая бы пакость с тобой ни приключилась, у тебя есть друзья. Так вперёд, на встречу с ними!
Лучи закатного солнца пробивались через единственное узкое окошко и освещали кабинет красным и оранжевым. Сириус вспомнил одну из первых прогулок Мародёров, когда юные анимаги, беснуясь, носились по обширному полю, которое отделяло территорию замка от кромки Запретного леса. Невероятное счастье, и не только в том, что ты больше не двуногий прямоходячий. Ещё и в том, что тебя окружают точно такие же полу-люди, полу-звери, и ваши сердца бьются в унисон.
Сириус поднял чемодан и направился ко входной двери.
Коридор был ещё пуст, но он успевал во-время – к тому моменту, когда он спустится к центральному входу, студенты как раз закончат ужин и начнут расходиться по своим факультетским гостиным.
Как он и предполагал, у самой нижней ступеньки центральной лестницы его поджидали Гермиона и Гарри. Оба были окутаны единым клубящимся сиреневым облаком.
– Крёстный! – воскликнул Поттер-младший. – Куда же ты всё-таки собрался?
Сириус, который отлично знал, что молчание красноречивее любых слов, только загадочно улыбнулся – и удивлённому крестнику, и настороженно хмурящейся Гермионе.
Гермиона критически оглядела Сириуса с головы до пят. Суровое выражение не сошло с её лица, зато к нему добавилось некое скрытое удовлетворение – как-никак она лично приложила руку к тому, чтобы превратить Сириуса из завхоза в человека.
Двери Большого зала были открыты. Всё его помещение, как поле битвы, было окутано дымом, исходящим от студентов. В дыму плавали свечи, каждая из которых теперь имела красивый розоватый ореол. Студенты один за другим поднимались со своих мест и выходили в Центральных холл. Мало кто из них игнорировал Сириуса и двух его провожатых. Большинство старательно делало вид, что задерживается случайно, и ему совершенно не интересно, что будет делать волшебно преобразившийся завхоз, одетый на этот раз по-дорожному и держащий в руке чемодан. Вместе со студентами в Центральный холл перекочевало и облако сиреневого дыма.
Сириус посчитал, что свидетелей достаточно. Чуть склонившись к Гарри, он раскрыл объятия:
– Увидимся через пару дней, парень, тогда всё и расскажу!
– Сириус, – быстро заговорил Гарри, хлопая его по спине в символическом жесте прощания, – возьми меня с собой, а? Я скоро на стену полезу от придирок Снейпа! На этой неделе нам заменили защиту от тёмных искусств на зелья, и опять со Слизерином. Хоть бы историей магии заменяли, что ли, там хоть выспаться можно. Давай я с тобой пойду, а? Папе скажем, что я сопровождаю тебя в местной командировке, Дамблдору ты тоже потом что-нибудь соврёшь…
– Гарри! – воскликнула услышавшая это Гермиона. От возмущения пар из ноздрей повалил у неё с удвоенной силой. – Сириус не только не возьмёт тебя никуда, ему и самому бы лучше никуда не уходить…
Сириус отодвинул наседавшего с мольбами Гарри и аккуратно чмокнул Гермиону в макушку.
– Спасибо за помощь, мой ангел, – произнёс он бархатным, несколько театральным голосом, поскольку всё внимание присутствующих уже было направлено только на него. – Не знаю, что бы я без тебя делал. Пришлось бы прибегнуть к помощи какого-нибудь другого специалиста, например, Флитвика…
Гермиона зарделась – она очень уважала Флитвика за профессиональные качества, и сравнение с ним слегка, похоже, растопило её сердце, хотя она не могла не понимать, что Сириус нагло врёт, лишь бы только сбить её с мысли.
– Сириус, – сказала он умоляюще, – я тебя прошу, не делай глупостей!.. Просто отдохни, развейся, но только никаких опрометчивых поступков!..
Сириус одарил её одной из своих фирменный улыбок, какие из всех женщин была способна выдержать, наверное, одна только профессор МакГонагал, похлопал Гарри по плечу и лёгкой походкой направился к дверям центрального входа.
Когда он уже взялся за массивную медную ручку и начал открывать дверь, то бросил последний взгляд на толпу, собравшуюся в холле. На миг ему снова показалось, что из-за ближайшей колонны за ним наблюдает человек.

Предыдущая главаСледующая глава